Картуран (2019)

Ливиу, парень из трансильванской деревни Вранча, копался в сундуке на чердаке бабушкиного дома. Среди выцветших вышиванок и ржавых ключей нашел потрепанный дневник 1897 года с засушенным васильком между страниц. «Ингрид из Уппсалы — береги кольцо», — прочел он корявые строчки на румынском, пока за окном овчарка грызла кость. Соседка Мариуца, занесшая ему банку айвы, буркнула: «Твоя старуха в молодости переписывалась с какими-то шведами… Говорила, они кровь нашу за горсть серебра променяли». На следующее утро Ливиу уже ехал в автобусе до Бухареста, сжимая в кармане фотографию женщины в чужом народном костюме — на обороте пятно от вина и адрес: «Стокгольм, улица Свеавэген, 14».

Элин, реставратор из музея Северных antiquities, чистила щеткой кольчужную рукавицу, когда в дверь позвонили. Парень в потертой кожаной куртке тыкал в лицо снимком ее прабабки-архивариуса: «Ваша Ингрид и мой прадед Петре — они что-то спрятали под церковью в Сигишоаре». В её квартире над кафе, где пахло кардамоном, они сопоставили карты — пятно от чашки на шведской совпало с трещиной на румынской. Под полом часовни нашли железную шкатулку с перепиской: «Петре, они выжгли нашу деревню из-за слухов о вампирах. Если читаешь это — значит, мои родные всё же продали тебя властям», — Элин переводила шепотом, а Ливиу щупал заострённый кол из ясеня, обмотанный высохшим чесноком. «Твои предки не жертвы, — бросила она, вытирая сажей пальцы. — Это они отравили колодец, когда чума пришла». Поезд на Брашов уходил через час, но он остался — нужно было разобрать коробку с граммофонными записями, где голос Ингрид напевал *«dovleacul și codrul»* под шум иглы.