Страстная неделя (2024)

Лида, протирая подоконник от пыли, зацепила локтем стакан с рассадой томатов. Вода разлилась по линолеуму с выцветшими ромашками. «Опять ты, криворукая», — пробормотал дед Николай, не отрываясь от чистки самовара медной щёткой. За дверью хлопала крыльцом тётка Анна, принесшая творожную пасху в жестяной миске с треснувшей эмалью. Сергей, отец Лиды, въехал во двор на старой «Ниве» в четверг вечером, привёз из города банку кофе «Якобс» и конфеты «Белочка» в смятой коробке. «После службы завтра уезжаем», — сказал он, разглядывая трещину в печной заслонке. Николай швырнул щётку в таз: «Ты ж обещал до Светлого дожить тут».

В субботу перед рассветом Лида, спотыкаясь о корни берёз, несла в церковь корзинку с крашеными яйцами — два синих, одно в морщинках от марли. Дьячок Пётр, пахнущий ладаном и махоркой, вытирал подсвечник тряпкой: «Опоздали, места только у клироса». Николай, крепко сживая её локоть, прошептал: «Не гляди на попа, смущать будешь». В углу тётка Анна, обмотанная коричневым платком, сухо кашляла в кулак, шептала соседке про «Андрея-то помянула, сердешного, с голодухи в сорок девятом». Возвращаясь, Сергей нашел в кошельке между пятисотрублёвками записку: «Могилку матери поправь, иволги свили гнездо в ограде». Николай сидел на крыльце, щёлкая семечки в жестяную банку из-под сельди, пока последние капли воска с его свечи застывали на гравийной дорожке звездой.