Гордый и светский (1956)

Эмиль де Ларок, в синем камзоле с потёртыми золотыми пуговицами, на балу у герцогини д’Арвиль поправлял жабо, наблюдая, как графиня Алиса де Вернон смеётся над шуткой толстого барона. Она повернула голову, поймала его взгляд — и внезапно смолкла. «Вы напоминаете сову в золочёной клетке, маркиз», — бросила она, щёлкая веером с выцветшими розами. Он подошёл ближе, уловив запах её духов — жасмин и что-то горькое, как полынь. «А вы — фарфоровую куклу, которая боится треснуть», — пробормотал он, целуя ей руку выше перчатки. В углу оркестр фальшивил на менуэте, а служанка в чёрном подбирала разбитую рюмку с паркета, забрызганного вином.

Через три дня Алиса, штопая кружевной воротник у окна своей гостиной, услышала стук трости Эмиля по мраморной лестнице. «Принесите маркизу вишнёвый ликёр и те грязные бокалы из буфета», — шепнула она горничной. Он сел, не снимая шляпы, и начал рассказывать о дуэли между аббатом и актёром из-за украденных стихов. «Вы всё врёте», — перебила Алиса, тыкая иглой в канву. «Как и вы, когда говорите, что ненавидите парижские сплетни». За окном разносчик кричал о свежих устрицах, а на столе между ними лежало нераспечатанное письмо от её мужа — губернатора Мартиники, пахнущее солью и дегтем.