Варшава, 1968 год. Город кипит протестами студентов, возмущенных незаконным исключением их сокурсников и борьбой за пьесу "Дзяды", поставленную Казимежем Деймеком. Ханя и Янек, молодые и полные страсти, находятся в самом эпицентре этих событий. Они — часть протестующего движения, их сердца бьются в унисон с ритмом мятежного города. Их семьи разделены политическими взглядами и находятся по разные стороны мартовской баррикады. Ханя и Янек, несмотря на все, продолжают бороться за свою
Михал Завадский, пятнадцать лет, живет с младшей сестрой Олей в обшарпанной двухкомнатной хрущевке на окраине Варшавы. Отец давно в тюрьме за драку на стройке, мать сбежала с дальнобойщиком в Германию. По утрам Михал разогревает консервированный бигос на старой газовой плите, пока Оля ковыряется в рюкзаке с потрепанными учебниками. «Снова опоздаю на химию», — бормочет он, вытирая жирный след от колбасы на столешнице. После школы парень подрабатывает в автомастерской «Збышек» — меняет покрышки
В Кракове, под квартирой с облупившимися обоями, 17-летняя Тоня помогает отцу, Владеку, замешивать тесто в семейной пекарне на улице Старовисльной. «Счет за свет опять вырос», — бормочет он, вытирая муку с часов с треснувшим стеклом. Девушка крадет из кассы монеты, чтобы купить краску для младшего брата Милоша — он разрисовывает трамвайные остановки крылатыми велосипедами. Вечером, разбирая коробки на чердаке, Тоня натыкается на конверты с марками ГДР: письма от матери, которая, как она думала,
Кася приехала в Варшаву с рюкзаком, зашитым матерью в подкладку. В общежитии на Праге соседка-украинка, Аня, научила её заваривать растворимый кофе кипятком из крана — вода шипела в пластиковом чайнике. На стройке у Центрума Марцин, бригадир с шершавыми ладонями, бросил ей перчатки: *«Держи, а то замерзнешь, как та собака у забора»*. Вечерами учила польские числа, обводя дрожащими пальцами объявления в «Офэртёвке»: *«Sprzątanie, 25 zł/h, bez języka»*. Через месяц Оля, студентка из Гданьска,
Марек, 34 года, грузчик на складе в промзоне Варшавы, каждое утро заворачивает бутерброд с сарделькой в газету *Rzeczpospolita*. «Снова опоздал на погрузку?» — хрипит бригадир, тыча пальцем в часы с отбитым стеклом. После увольнения Марек возвращается в Лодзь, где мать в штопаной кофте встречает его на кухне, заваленной пустыми банками из-под огурцов. «Ты что, снова денег просить?» — бросает она, не отрываясь от чистки картошки. Вечером он пьёт дешёвое пиво в баре «У Гжегожа», где стены пахнут
Алисия, механик из гданьской мастерской на ул. Длугой, заметила женщину в рваном розовом халате, стоящую на краю крыши дома напротив. Вместо вызова полиции она сфотографировала её на свой разбитый Xiaomi, пока коллега Яцек кричал: *«Слезь с лесов, дура! Тебя ветром сдует!»*. Снимки Алисия залила в группу городских сталкеров в Telegram — там опознали Касю, пропавшую три месяца назад медсестру из больницы св. Войцеха. Вечером, протирая масляные пятна с рук салфеткой McDonald’s, она нашла в
В старом варшавском общежитии Агнешка, копаясь в коробке с книгами от покойной бабки, натыкается на потрёпанный блокнот с пометкой *"К. 1981"*. Внутри — схемы подземных тоннелей под районом Прага и обрывки писем на немецком. На автобусе №127 она мчится к Матеушу, своему соседу-архиваристу, который разбирает записи за чашкой цикория: *"Это не дренажные системы… Здесь отметки о каких-то контейнерах. Твоя бабка работала на верфи — может, связана с "Солидарностью"?"*.
Казимир, студент из Варшавы, находит в подъезде своей хрущевки потрепанный дневник с пометкой *"Шмиловице, 1987"*. Внутри — схемы метро и список имен, зачеркнутых красным. Он фотографирует страницы и кидает в чат урбанистов-любителей. Эмиль, чешский электрик из Брно, отвечает ночью: *"Странно. У меня под балконом такой же символ на стене — треугольник с точкой внутри"*. Встречаются через три дня на заброшенной фабрике под Остравой. В рюкзаке у Казимира — банка тушенки,
Кася, 23 года, моет чашки в кафе на варшавской Праге, когда заходит Матеуш — её сосед с третьего этажа. Он роется в рюкзаке, вытаскивает смятую карту с пометками возле Вислы: *«Старые трубы там, возле развалин мельницы. Думаю, это вход»*. Ола, коллега Каси, щурится, глядя на его потёртые ботинки: *«Опять за бункером гоняешь? Брось, там крысы да мусор»*. Вечером Матеуш тащит Касю к реке — показывает трещину в бетоне, пахнущую сыростью и машинным маслом. В кармане у него записка деда: *«1944. Они
Кася, студентка из Вроцлава, приезжает в Прагу после исчезновения брата-журналиста. В его квартире находит разорванные фото старого завода в Катовице и записку: *«Они всё переписали. Ищем не там»*. В пражском хостеле она сталкивается с Томашем, чешским электриком, который неделю назад чинил проводку в её квартире. «Случайно?» — хрипит Кася, зажимая в кулаке обгоревшую страницу из блокнота брата. Томаш молча достаёт ключ от котельной в районе Жижкова — там, под ржавыми трубами, они находят ящик
Марек, парень с варшавской Праги, в 90-х торговал на базаре у стадиона «Дзесятилетия» — джинсы-варенки, палёные сигареты из чемодана «Альфа». Увидел, как его школьный друг Томаш, в кожанке с оторванной молнией, разгружает ящики с техникой из фургона «Жук». «Слушай, тут за неделю столько, сколько ты за год не выручишь», — хрипло бросил Томаш, закуривая «Мальборо» без фильтра. Через месяц Марек уже сторожил склад у Вислы: ржавые контейнеры, запах мазута, перепачканные маслом банкноты в пачках.
Юлиуш приезжает в провинциальный городок под Лодзью после смерти отца, бросив учебу в Варшаве. В полуразрушенном доме его встречает мать Ирена, которая сразу заводит разговор о долгах: *«Твой брат Павел хочет продать гараж, но документы где-то здесь…»*. Юлиуш копается в старых коробках с винтажными открытками и сломанными часами, натыкаясь на фотографию отца с незнакомкой. Во дворе Павел, в замасленной куртке, чинит мотоцикл и бросает через забор: *«Если не веришь — спроси у Каси из паба. Он ей