Антонио Манчини, грузчик с обветренными руками, каждое утро разгружал ящики с оливковым маслом в триполитанском порту. Его соседка, Елена Риччи, торговала тканями на рынке Аль-Хариджа — между прилавками с пряностями она пересчитывала лиры, пряча деньги в потертый кошелек из козьей кожи. «Синьора Риччи, шелк из Милана задержали», — бросал Антонио, проходя мимо ее лавки с мешками кофе. Она в ответ смеялась: «Лучше принеси мне финики, чем новости». По вечерам он заходил к ней, пахнущий солью и
Джузеппе, вернувшись из армии, обнаружил, что его дом в неаполитанском квартале Меркато заложен за долги отца. Старый рыбак Винченцо, отец, прячет глаза за банкой анчоусов: *«Ты думал, море вечно кормит? Лодку шторм разбил, а кредиторы — хуже акул»*. Джузеппе идет к брату Карло, который теперь торгует сигаретами из-под полы возле порта. Там же мелькает Лидия, дочь ростовщика Сальваторе, — она втирает пятно вина с платья, случайно задев ящик с контрабандой. *«Твои руки только долги считать?»* —
В тюрьме Сан-Микеле под Неаполем заключенный Лука Скарпо, бывший докер с татуировкой якоря на шее, находит под матрацем ржавый гвоздь. Он прячет его в щель между кирпичами, пока охранник Карло, пахнущий луковым соусом, стучит дубинкой по решеткам. В столовой Лука шепчет сокамернику Джованни, продававшему контрабандные сигареты: «Завтра в прачечной — или сдохнем тут». Джованни мнет в руке хлебный мякиш: «Марчелло с третьего этажа видел, как землекопы траншею рыли у восточной стены». На утренней
Марчелло Риччи, владелец полуразрушенной текстильной мастерской в пригороде Милана, каждое утро проталкивается через толпу докеров у порта, чтобы провезти контрабандный шёлк в ящиках с апельсинами. Его партнёр, Луиджи Бьянки, в рваном пиджаке, вечно жалуется на таможенников: «Достали, как блохи. Вчера снова пришлось отмазываться бутылкой граппы». В конторе, пахнущей плесенью и машинным маслом, Марчелло пересчитывает лиры, пряча часть под половицу, — долг за электричество уже три месяца висит.