В казарме под Мюнхеном рядовой Карл Беккер чистит запотевшую каску тряпкой, пропитанной машинным маслом. На соседней койке Фриц Штайнер, растянув портянки на спинке стула, ворчит: «Опять эти чертовы учения на рассвете… Думают, русские за Бранденбургскими воротами прячутся?» В столовой пахнет брюквой и маргарином — повар Ганс, бывший мясник из Дюссельдорфа, швыряет в котел комки серого теста. Унтер-офицер Вальтер, щека в шраме от осколка, строчит рапорт о «недостаточной бдительности» третьего
Карл Рихтер шагает по улицам Мюнхена, обходя груды кирпичей от разбомбленных домов. Его шинель, выцветшая на плечах, пахнет порохом и сыростью подвалов. В баре «Золотой олень», за стойкой, покрытой царапинами, Эрих Браун, бывший радист, разливает самогон в треснувшие стаканы. «Твои старые друзья из Берлина спрашивали, — бросает он, вытирая руки об фартук. — Говорят, ты до сих пор везешь в портфеле ту карту…» Рихтер молча достает сигарету, разминает фильтр — привычка со времен Нормандии. На углу
В маленьком городке под Бременом, 1946 год. Лотте Мюллер, 28 лет, в потёртом фартуке, растирает в ступке корень валерианы. В углу аптечной лавки — полки с бутылями, на этикетках детским почерком: «мята», «зверобой», «тысячелистник». Каждое утро к ней заходит фрау Хенкель с ревматизмом: «Достала последний сахар с чёрного рынка — добавь в мазь, а то жжётся». Лотте молча протягивает баночку, забирает пустые склянки из-под цикория. По вечерам через заднюю дверь к ней пробирается мальчишка-сирота Юп