Жозе Джованни

В Марселе, в джаз-клубе "Le Chat Noir", владелец Антуан Лафарж, бывший саксофонист с шрамом на левой руке, каждую ночь вытирает стойку тряпкой, пахнущей тухлой рыбой. Его находит Карла Моро — пианистка в чёрных перчатках, чьи пальцы пахнут дешёвым табаком. «Ты до сих пор не вернул долг Жерару», — бросает она, разглядывая пятно коньяка на нотах Шопена. Они договариваются ограбить инкассаторскую машину у старого порта: схему спрятали в партитуре «Лунной сонаты», где ферматы отмечали
Луи, худощавый рыбак с рынка в Марселе, нашел в треснувтом ящике из-под сардин медный медальон, обмотанный водорослями. На обратной стороне — царапины, похожие на координаты. *«Ça pue le cadavre ici...»* — пробормотал он, вытирая руки об фартук, когда сосед-грузчик Жерар крикнул: *«Твоя селедка протухла, или это ты?»*. Ночью Луи позвонил незнакомец с итальянским акцентом: *«Медальон — ключ от склада в Генуе. Три волны и якорь... Это XVI век. Привези сюда — заплачу вдвойне»*. Через неделю Луи и
Мари Лефевр, 27 лет, архивист из Марселя, нашла в папке с налоговыми отчётами 1954 года конверт с выцветшей фотографией отца на фоне вокзала Санта-Мария-Новелла. На обороте — пятно от вина и адрес: *Via delle Terme, 8, Рим*. «Он же умер в автокатастрофе под Лионом», — прошептала она, сжимая в руке ключ от сейфа, который мать всегда прятала в банке с оливками. В тот же вечер ей позвонил Лука Моро, итальянец с хриплым голосом: «Мой брат Энрико исчез в 62-м. В его записной книжке — ваш номер и
В пригороде Парижа, бывший заключённый Жино Страблиджи, худой, с постоянно мятым плащом, устраивается механиком в гараж «Лувр». Его опекун, Жермен Казенёв, седой чиновник с привычкой жевать мятные леденцы, каждую пятницу проверяет квартиру Жино: открывает шкафы, щупает простыни на кровати. «Опять пустые консервные банки под кроватью? — бормочет Жермен. — Ты же обещал убраться». Жино молча кивает, поправляя очки с заклеенной дужкой. По вечерам он заходит в кафе «Ле Маршан», пьёт эспрессо с
Жан, цыган с обветренным лицом, тащил повозку по грязной дороге возле Марселя. Колесо треснуло — пришлось остановиться у фермы Пьера, который ругал вшей у овец. *«Поможешь с загоном — дам хлеб и крышу»,* буркнул фермер, плюнув в пыль. Жан кивнул, поправив кожаный ремень на запястье. Вечером у костра он чинил колесо смолой и тряпьём, слушая, как Пьер клянётся, что волки утащили трёх ягнят. *«Волки тут не пахнут дегтем»,* усмехнулся Жан, указывая на следы сапог у изгороди. На следующее утро Мари,
В Марселе, на рыбном рынке у старого порта, Луи Бертрам, 42 года, бывший гонщик, торгуется за креветки с продавцом в заляпанном фартуке. «Два евро за кило, или я тебе колеса проколю», — бросает он, доставая смятые купюры из кожаной куртки. Его дочь, Элоиза, 19 лет, в рваных джинсах и с фотоаппаратом «Зенит» на шее, снимает чаек, игнорируя перепалку. В тот же вечер в их квартиру над пекарней врывается Карло Манфреди — римский антиквар с татуировкой ястреба на запястье. Он швыряет на стол