Зигмунт Хубнер

В старом арсенале на берегу Вислы капрал Новак с тусклым фонарем в зубах пересчитывал патроны — три ящика на сорок человек. Рядовой Бжоза, затягиваясь самокруткой из газеты, сплюнул в ржавое ведро: «Если немцы пойдут через лес, хватит на час». На рассвете лейтенант Грох, протирая запотевшие очки, нарисовал на карте линию обороны: «Баки у элеватора, пулеметы на чердаке мельницы». В подвале, где хранились консервы, медсестра Ванда перевязывала раненого, отмахиваясь от мух — бинты пахли йодом и
В старом варшавском доме с облупившейся штукатуркой Марек, инженер-электрик с тайником радиодеталей под половицей, каждую ночь глушил помехи в эфире. Его соседка Ирена, вдова с кошкой Мурлой, стучала по батарее, когда в подъезде задерживались чужие — например, рыжебородый Збышек в кожаной куртке, который оставлял в почтовом ящике свертки с микрофильмами. «Пятый вагон, задняя дверь, — шептал Збышек, пряча лицо под козырьком, — там будет женщина в платке с вишнями. Скажи, что ждешь варенье для
Стефан, новенький ординатор в сером корпусе на окраине Кракова, с первого дня путается в коридорах с облупившейся краской. В палате №7 пациент Игнаций, бывший инженер, каждый вечер строит башню из хлебных мякишей и бормочет: *"Они в вентиляции, доктор, слышите? Щелкают"*. Медсестра Ханя, вечно с сигаретой за ухом, ворчит, пока раздает таблетки: *"Не слушайте его — третью неделю про вентиляцию трещит. Лучше помогите катетер сменить, а то Збигнев опять наорёт"*. Главврач