Николай Гейко

Лена, студентка филфака, каждое утро пробиралась через толпу у метро «Технологический институт», чтобы успеть на лекции. В кармане пальто — списанный библиотечный томик Ахматовой с пометками на полях. После пар она подрабатывала в букинистическом на Свечном переулке, раскладывая потрепанные книги под присмотром хмурого хозяина Аркадия Петровича. «Опять Толстого в угол засунула? — ворчал он, поправляя очки. — Его сейчас только на макулатуру берут». По вечерам Лена встречала Андрея у проходной
Семён, в застиранной гимнастёрке, трет пятно на паркете казарменного коридора тряпкой, которую ему бросил старшина Петрович. «До дембеля три недели, а ты всё как салаг», — хрипит Петрович, поправляя ремень с бляхой. Васька, приятель Семёна, прячет за батареей пачку «Беломора»: «Слышь, после отбоя у кочегарки — у Генки самогон». Ночью, пробираясь мимо КПП, Семён спотыкается о ящик с картошкой — часовой Олег, новобранец, делает вид, что не заметил. Утром — построение на плацу, мокрый снег
Гриша, двенадцатилетний паренёк из барачного детдома под Волоколамском, с рождения видел то, чего другие не замечали: прозрачные фигуры в размытом свете, шептавшие ему на ухо обрывки фраз. После ночного пожара в столовой, где он пытался спасти кошку Мурку, к нему приехал бородатый монах — отец Анатолий. «Тебя ждут те, кто выколет глаза, чтобы самому прозреть», — сказал он, заворачивая Гришины вещи в газету «Известия». В грузовике с треснувшим стеклом мальчик прижал к груди консервную банку с
Знаешь, как в кино иногда показывают этот момент, когда матрос вдруг орет: «Мины в фарватере!»? Вот прям мурашками пробирает — кажется, сейчас всё взорвется, и корабль, и надежды, и планы. А потом ловлю себя на мысли: да ведь мы же так и живем, правда? Наш жизненный «фарватер» — сплошное минное поле. То работа подводит, то отношения, то внезапно здоровье… И плывешь себе, стараясь не задеть эти скрытые угрозы. А эта история… Боже, она же не про парадные мундиры и глянцевую героику. Там — соль на
Представь себе такую картину: где-то на границе России и Украины раскинулось большое село, будто разрезанное пополам центральной улицей. С одной стороны — Чубово, наше, российское, с другой — Оселедцы, украинское. Хотя, честно говоря, местные давно не парятся из-за этой условной черты — ходят друг к другу в гости как к соседям через забор. Тут даже бабушки на лавочках шутят: «Граница? Да чисто на бумаге! У нас капуста на грядках строже охраняется!» А ещё есть они — Настя и Андрей. Два сердца,
Представь: юная Ольга, вся как облако в кружевах, выходит замуж за олигарха — ну, знаешь, этакий классический сюжет «красавица и чековая книжка». Живет будто в стеклянной витрине: шелковые платья, куклы, которые она шьёт вместо того чтобы спать, гербарии из розовых лепестков… Муж её обожает — дарит яхты, читает стихи горничным, смотрит на неё как на диковинную бабочку. А она, честно говоря, и правда похожа на ту самую бабочку — порхает по особняку, даже не замечая, что за стеклом бушует