В маленьком горном отеле «Стелла Альпина» семья Бьянки — отец Карло, мать Сильвия, подростки Анна и Лука — пытается спастись от городской суеты. Карло таскает дрова для камина, ругаясь на старый радиатор, который стучит, как поезд. Сильвия на кухне режет панеттоне, слушая, как Лука клянчит новую пару лыж: «Эти треснули ещё в прошлом году!» Владелец отеля, седой Энцо, чинит крепления на столе, заваленном винтами, и вспоминает, как здесь танцевали фокстрот до войны. Анна натыкается на заброшенную
Джованни выбросил пачку неоплаченных счетов в ящик комода, когда Карла застала его на кухне. «Опять брал из консервной банки за шкафом?» — она ткнула вилкой в подгоревшие кабачки. Лука в соседней комнате прятал гитару под кроватью, услышав скрип двери: отец запретил «эту американскую дребедень». Сильвия, разбирая почту, нашла письмо от университета в Милане — разорвала конверт, не открыв. «Ты бледная», — сказала Марта через забор, наблюдая, как Сильвия вытирает пятно вина на футболке брата.
Марко тащит ящики с бутылками «Кьянти» в отцовскую лавку на улице Трастевере. В углу — сломанный холодильник, который Джузеппе, отец, три года клялся починить. «Ты даже посуду за собой не убрал», — бросает Лючия, сестра, разгребая груду старых газет с кухонного стола. Она прячет конверт от банка: кредит на ремонт просрочен на два месяца. Марко замечает дрожь в её руках, но молчит. Вечером за спагетти с тунцом Джузеппе хрипит: «Завтра еду в Ливорно, договорился о поставках». Лючия стучит вилкой
Марко Ломбардо, бывший менеджер банка, теперь толкает тележку с кофе-машиной по Трастевере, пытаясь открыть «Бара дель Соле» на углу Виа делла Пальма. Его жена Сильвия, в прошлом учительница французского, моет полы в офисе туристической компании, где когда-то бросила коллеге: «Ты же сама говорила — образование важнее карьеры». По утрам Марко считает корнетто — «Двадцать семь… Черт, где еще три?» — шепчет, пряча пустые коробки от детей. Джулия, их дочь-подросток, спорит с матерью из-за потертого
В приморском городке Порто-Верде трое подростков — Альба, Симоне и Джованни — случайно натыкаются на старую фотографию в ларьке с мороженым. Альба, в рваной косухе и с баллончиком краски в рюкзаке, узнает на снимке свою мать, погибшую при загадочных обстоятельствах десять лет назад. «Смотри, тут же видна вывеска кинотеатра «Адриатико», — тычет пальцем Симоне, разливая граппу из отцовской фляжки в жестяные кружки. Джованни, чьи руки пахнут рыбой с утренней смены в порту, молча ковыряет гвоздем
Вот так история! Представь: декабрь на дворе, весь дом Мантелли в предпраздничной кутерьме — индейка в духовке, подарки под ёлкой, бабушка Ванда ноет про сквозняки, а дети носятся, как угорелые. В общем, типичное рождественское безумие, всё шло как по маслу… пока Элис вдруг не выдает на-гора: «Наш брак — труп, надо валить отсюда!» Честно? Я бы на её месте, наверное, тоже взвыла. Двадцать лет вместе, быт заел, а тут ещё гирлянды мигают, как насмешка. Но она же не просто вздыхает за рюмкой
Обалдеть, как же итальянцы умеют смеяться над собой! Смотрел недавно одну сатиру — вот это жесть, будто автор взял всю их историю, от древних тог до современных пиджаков, и вывернул наизнанку. Представляешь, там даже Цезарь, кажется, мог бы заплакать от такого троллинга: гладиаторские бои превращаются в цирк для пиццейолов, а «вечный город» Рим — в декорацию для абсурдного реалити-шоу. А ведь это не просто стёб ради стёба — чувствуется, как сквозь смех проглядывает что-то горькое. Типа, мы тут