Агнешка Вагнер

Яцек, студент-историк из Гданьска, находит в старом комоде бабушки потёртый портфель с документами на немецком. Среди бумаг — эскиз перстня с орлом, обвитым вокруг короны, и адрес парижского антиквара. «Это не просто украшение, тут что-то зашифровано», — бормочет он, перерисовывая узор в блокнот с обложкой, испачканной кофейными пятнами. В Париже Эмилия, дочь антиквара, прячет тот самый перстень в коробке из-под конфет «Калинка», после того как её отца находят мёртвым в переулке за магазином.
Кася, 24 года, протирает стойку в варшавском кафе «Pod Światełkiem», когда замечает мужчину в мокром плаще — Эйдана из Ливерпуля. Он разглядывает обшарпанную карту на стене, тыча пальцем в район Праги-Пулноц: «Тут был? Говорят, старый склад с архивами…» В его рюкзаке торчит уголок фотографии — снимок женщины в очках, похожей на мать Каси, погибшую при пожаре в 1997. Девушка молча наливает эспрессо, рука дрожит — кружка падает, осколки застревают в щелях деревянного пола. Эйдан ночует на съемной
В промышленном районе Остравы, 16-летний Марек подметает пол в автомастерской отца, Яна. «Ты опять забыл смазать цепь на «Жигули»?» — бросает отец, не поднимая головы от двигателя. По вечерам Марек крадёт сигареты из его куртки, курит у гаража с соседкой Аленой, которая мечтает сбежать в Прагу после ссоры с матерью-бухгалтером. В субботу они едут на ржавом трамвае №12 к заброшенной фабрике, где местные подростки рисуют граффити с цитатами Гавела. Алена мажет чёрной краской: «Твой папа так и
Марта, тридцатилетняя архивистка из Варшавы, разбирает коробки с бумагами в подвале музея. Находит конверт с пометкой *"Для М."* — внутри письмо от незнакомца, датированное 1983 годом: *"Знаю, ты любишь чай с мёдом. Завтра в 17:00 буду у памятника Копернику. Не опаздывай"*. В кармане конверта — ключ от абонентского ящика на центральном почтамте. Подруга Кася смеётся: *"Может, это ваш дед флиртует из прошлого?"*, но Марта каждый день проверяет ящик. Там появляются
Представляешь — вырваться из кромешного ада Аушвица, где каждый день мог стать последним, и вдруг оказаться на воле? Вот Примо именно так и вжарился в реальность: русские освободили лагерь, а дальше что? Польша, холод, гулкая тишина после кошмара. И дорога домой, в Италию, которая уже не та. Вроде война кончилась, а сердце всё стучит как отбойный молоток — то ли от страха, то ли от этой странной пустоты внутри. Ты думаешь, освобождение — это финал? Как бы не так. Это только начало какой-то