Сантьяго, 17 лет, с утра развозит лекарства по аптекам Мехико на потрёпанном велосипеде. Запах жареных *тако* из ларька на углу перебивает вонь бензина. Вечером, за ржавым гаражом, его ждёт Кармен — рыжая соседка с татуировкой койота на шее. *«Твой братва опять повысил аренду?»* — бросает она, разглядывая его потёртые кроссовки. В сумке у неё пачка долларов и пистолет *Desert Eagle*. Сантьяго молча берёт деньги — мать не вылезет из долгов без операции на сердце. Через неделю он уже грузит ящики
Всё началось с того, что Хоакин Мурьета, в кожаном ремне с медной пряжкой, привёз в Сонору молодую жену Росарио. Они разбили лагерь у высохшего русла, где брат Хоакина, Мануэль, жарил на углях кукурузу. «Здесь можно начать с нуля», — бормотал Хоакин, разглядывая потрёпанную карту. Через неделю на ранчо налетели люди в пыльных шляпах: шериф-американец Клайд застрелил Мануэля из кольта с перламутровой рукоятью, а Росарио, вырываясь, оставила на камне синий платок. Хоакин подобрал его, ещё тёплый,
Лукас, 22 года, в потёртой кепке и с паяльником в руке, копался в коробке с виниловыми пластинками у задней стены отцовской мастерской. На улице Мериды палило так, что асфальт плавился, а он слушал хриплый голос Хуаны Ла-Лока из динамика, который сам собрал в 15. Сестра Карла, 17, ворвалась с уличной пылью на кроссовках, бросила рюкзак с баллончиками краски: «Опять мусолишь этот хлам? Донья Инес видела, как ты вчера у канализационной решётки торчал». На столе лежала распечатка — счёт за ремонт
В Мехико студентка-медик Лусия Рохас находит в старом сундуке бабушки дневник с упоминаниями куклы по имени Титó, связанной с серией нераскрытых убийств 1980-х. Ее брат Марко, уличный художник, случайно активирует механизм в кукольном театре «Ла Калеса» — деревянная рука Титó пронзает его ладонь, оставляя шрам в форме восьмерки. Лусия замечает, что в трущобах Истапалапы исчезают дети, а в их домах остаются нитки из конского волоса. Она сталкивается со слепой кукольницей Кармен, торгующей у
В пыльном городке Санта-Катарина 17-летняя Мария Гонсалес каждое утро замешивает тесто в семейной пекарне, пока её отец Карлос торгует кукурузными лепёшками на рынке. Однажды у разбитого фонтана на площади она сталкивается с монахиней Инес в потёртом хабите, которая просит воды. «Твои руки пахнут дрожжами, но в глазах — уголь для рисунков», — говорит Инес, протягивая ключ от заброшенной часовни на окраине. Мария, тайком рисующая эскизы на обёрточной бумаге, соглашается помочь восстановить
Луис, водитель грузовика с потрескавшимися зеркалами, вёз партию консервов из Эрмосильо в Мехико, когда сестра Карла нашла его в забегаловке на окраине Кульякана. «Ты опять везешь не консервы, да?» — спросила она, ковыряя вилкой холодные бобы. Он промолчал, поправив кепку с выцветшим логотипом пивной марки. В треснувшем окне отражались грузовики с номерами из Чиуауа и Соноры, а на столе лежала карта с обведённым красным шоссе №40 — местные называли его *el camino del diablo*. На третий день
Знаешь, иногда попадаются фильмы, которые как будто берут тебя за руку и говорят: «Слушай, вот это — про тебя». Сначала смотришь из любопытства, а потом ловлю себя на мысли, что уже час сижу, притихшая, с телефоном в другой комнате — и это редкость, честно! Сюжет вроде бы про «поменяться местами», но там нет этих надоевших клише с розовыми соплями. Вместо этого — такие диалоги, от которых то смешно, то мурашки по коже. Особенно запомнилась сцена в дождь… Ну вы поняли, о чём я. После финала ещё
В гараже на окраине Мехико Карлос ковырялся в двигателе «Фольксвагена» 78-го года, когда сестра Луз принесла конверт с выцветшей фотографией. На снимке — их отец, Эстебан, в молодости, стоящий рядом с незнакомцем в ковбойской шляпе у полуразрушенной асьенды в штате Мичоакан. «*¿Qué diablos es esto?*» — пробормотал Карлос, вытирая руки об промасленную тряпку. Луз молча указала на обрывок письма за фото: «*Они украли не землю… они забрали её голос*». Вечером, за лепешками с чили, мать резко
**Первый абзац:** Габриэла Ортис, монахиня с фотоаппаратом Canon, получает необычный заказ через священника в Мехико. Богатый бизнесмен Эдгар Варгас хочет портреты для кабинета в своем стеклянном пентхаусе над Чапультепеком. "Хочу что-то... настоящее, сестра. Не как эти постановочные снимки моих конкурентов", – говорит он, поправляя дорогие запонки. Габриэла, привыкшая снимать детей в приюте "Сан-Рафаэль", чувствует запах дорогого виски и что-то неладное. Пока Варгас