Когда в браке люди перестают любить друг друга, то их ничто больше не сможет удержать рядом. Ни болезни, не бедность, ни даже общий ребенок не станет больше крепким звеном между двумя людьми. И хотя это звучит довольно печально, но в современном мире развод – это такая же рутинная деталь жизни, как увольнение с нелюбимой работы. Раньше они были смыслом друг друга, но их горячие чувства давно остались в прошлом. Теперь у него есть молодая любовница, а ее часто подвозит домой на своем автомобиле
Этот учёный зашёл дальше других. Он сумел создать искусственный интеллект, который возобладал натуральными человеческими эмоциями. Как так вышло, герой не узнает в своё ближайшее время по одной единственной причине. У него нет возможности сделать это. Мужчина в коме. Впав в кому сразу после того как он создал это чудо, герой лишил себя возможности насладиться результатом. Теперь его жизнь висит на волоске и с каждым новым днём этот незримый волосок становится всё тоньше и ненадёжней. Вкладывая
Мария, главная героиня нашей истории, является воплощением стойкости и надежды. Живя на окраинах российской провинции, она столкнулась с множеством испытаний с самого детства. Воспитывалась она у бабушки, поскольку родители были лишены родительских прав и вскоре после этого скончались, оставив Марию и ее младшего брата без опекунов. Несмотря на нелегкую судьбу, Мария взрослеет сильной и самостоятельной личностью, которая не только заботится о своем брате и бабушке, но и мечтает о создании
Юрис копошится в углу однокомнатной квартиры на улице Лиелвардес, перебирая стопку выцветших *Монтаны* с дыркой на коленке. Из динамика магнитофона хрипит «Кино» — пластинку выменял на три пачки «Беломора». Лига, его сестра, вертела в руках каталог *Western Spirit*, вывезенный контрабандистом из Хельсинки. «Смотри, тут карманы пошире, — тыкает она в фото, — если через Тамару достанешь нитки, перешьем твои». За окном мартовский дождь стучит по ржавым балконам, а на кухне кипит чайник — третий за
Сашка, пятнадцать лет, живет с отцом в хрущевке на окраине Екатеринбурга. Отец, Николай Иванович, после смены на трубопрокатном заводе заваливается на диван с банкой «Охотничьего», включает телик с повтором хоккея. Сашка моет в раковине тарелку с остатками гречки — тарелка выскальзывает, бьется. «Опять?! — отец вскакивает, хрипит. — Ты как свинья!» Парень молча подбирает осколки, заворачивает в газету «Уральский рабочий», прячет под мойку. За стеной соседка стучит шваброй: «Тише там, алкаши!»
В варшавской квартире на улице Новогродской Аня, 23-летняя архивистка с привычкой жевать кончик карандаша, обнаруживает в коробке с бабушкиными вещами потрёпанный дневник 1943 года. На страницах — схемы канализационных туннелей и детские рисунки, подписанные «Ирена, 7 лет». За чаем с малиновым вареньем соседка Зося вспоминает: «Ваша бабка прятала еврейских детей за печкой, пока гестапо обыскивало подвал». Аня срывает планы парня-бармена Томаша, отказавшись от свидания в клубе «Прага», чтобы с
В старом районе Риги, за прилавком Центрального рынка, пятнадцатилетний Екаб разгружает ящики с квашеной капустой, пока его младшая сестра Мимми ворчит: «Опять пахнешь, как соленый огурец». За углом, у мусорных контейнеров, они натыкаются на стаю бродячих собак — рыжего Бублика с шрамом на лапе и ворчливого Шашлыка, чья шерсть слиплась от остатков шаурмы. «Не пялься, а то обидятся», — шипит Екаб, но Мимми уже протягивает краденый пончик из соседней пекарни. Бублик скалится: «Ты крошки мне на
Мартиньш, пятнадцать лет, после уроков торчит у гаража *Dzintaru*, где его дядя Павелс чинит «Жигули». Воровал с завода латунные втулки — продавал барыге с рынка возле старой водонапорки. «Павелс, если не вернешь паяльник, сам в котельной мыться будешь», — хрипит начальник цеха, вытирая руки промасленной ветошью. Дома — мать варит картошку в кастрюле с отбитой эмалью, младшая сестра режет газеты на самокрутки. По вечерам слушает пленки «Metallica» на магнитофоне, купленном за три бутылки
Мартиньш, заляпанный машинным маслом, ковырял ключом в замке старого Volvo 240 возле гаража на улице Кр. Барона. Лига, доедая *sklandrausis* из бумажной упаковки, тыкала пальцем в счет за запчасти: "Должны были отгрузить вчера. Опять штрафы начислят". В бардачке авто Мартиньш нашёл конверт с логотипом рыболовной компании из Бергена — письмо от отца, бросившего семью десять лет назад. "Он пишет, что хочет вернуть долги. Только сейчас, когда мама три инфаркта схватила", —
Знаешь, иногда кажется, что 1919-й в Латвии — это как гигантский котёл, где всё кипело и взрывалось. Только представь: империя рассыпалась, как карточный домик, а тут ещё эти бесконечные перестрелки, крики, грязь… То царские офицеры цепляются за прошлое, то немцы лезут со своими интересами, а латышские стрелки — они же как раскалённое железо: с одной стороны свои, с другой — чужие. И вся эта мешанина — будто кто-то взболтал адский суп из амбиций и штыков. А политики? Ох, эти господа в
Знакомы ли вы с инспектором Граудсом? Ну, тем самым латышским парнем, который расследует преступления с огромной немецкой овчаркой по кличке Арчи? Вот это команда, я вам скажу! Представьте: дождь льёт как из ведра, туман застилает улицы Риги, а они вдвоём рыщут по переулкам, вынюхивая зацепки. Арчи — тот ещё умник, между прочим. То следы находит в самых неожиданных местах, то рычит на подозрительных типов так, что мурашки по спине. А Граудс? Смекалистый, упрямый, вечно с прищуром — в общем,