Кнуннапат Пичетворавут

Пи снова втягивается в спор из-за участка рядом с рекой, когда тетя Сомприт приносит потрепанную карту 1960-х. «Здесь граница проходит через манговое дерево, а не через забор Чалермсаи», — тычет она в желтеющую бумагу, пока за окном дождь барабанит по жестяной крыше. Нак, перепачканный в глине после ремонта лодки, находит под половицей дедового дома конверт с письмами на китайском — оказывается, их прадед продал часть земли соседям за три золотых кольца, о которых никто не знал. Соседка Йин,
Пон приезжает в Бан Нам Кхонг после пяти лет учебы в столице. На рынке Талад Ной Ай, в белом халате с пятнами от травяных настоек, толкает его локтем: «Смотри, Нок опять у причала торчит. Говорит, каждую ночь кто-то в реке шевелится — не рыба, точно». В старом доме Пон находит коробку с фотографиями отца: снимки ритуала у Ват Пхра Нак, где мужчины в масках с перьями цапли льют рисовую водку в глиняные чаши. В углу — записка с обведенной датой: «18-е, полнолуние. Не пускай Мэй к воде». Сестра
Аи, студент-медик из Бангкока, приезжает в родную деревню Пхра Накхон после звонка матери: *«Тетя Сай пропала. Одежду нашли у озера, как тогда…»*. На рынке он сталкивается с Намфахом, своим другом детства, который теперь работает в местной аптеке. Тот мрачно шутит, развешивая пучки сушеных трав: *«Опять кто-то полез в воду. Говорят, на рассвете слышали, как Пи Нак смеялась»*. Вечером у пристани Аи замечает старую лодку с облупившейся краской — точно такую же, на которой их сосед, дядя Черт,