Ivie Okujaye

Чиди, 23 года, втихаря копается в ржавом сундуке под кроватью матери после её ночной смены в госпитале Лагоса. Находит пачку писем 1998 года, завёрнутых в ткань с узором *адире* — чернила выцвели, но фраза *"Она не твоя, отдай её обратно в Ибадан"* чётко видна. На кухне его сестра Амара, помешивая суп *эгуси*, бросает через плечо: «Опять лазишь где не надо. Папа говорил — наш род как пальма, гниёт изнутри, если корни трогать». Чиди прячет письмо за ремень, потревожив тараканов,
Знаешь, иногда кажется, что истории о таких местах — это просто повод для красивых кадров и пафосных монологов. Но тут всё иначе. Смотришь на эти пыльные улицы, на людей, которые будто застряли между прошлым и будущим, и понимаешь: это не киношные декорации. Там воздух такой густой от безысходности, что тяжело дышать. Честно, после просмотра пару дней ходил сам не свой. В голове крутились эти лица — не то чтобы несчастные, скорее... привыкшие. Как будто надежда стала для них роскошью. А ещё там