Лена, 27 лет, переезжает в крохотную квартиру в Бруклине с младшим братом Оскаром после выселения. В коридоре валяются коробки с надписью «Хрупкое — посуда мамы», на кухне трещит раковина. Оскар, в наушниках с отслоившейся краской, тычет в ноутбук: «Опять отказ с фабрики игрушек. Говорят, резюме как у школьника». Лена подбирает квитанцию за электричество, перечёркивает карандашом сумму: «Надо брать ночные смены в химчистке. Или продать гитару». По вечерам они едят лапшу с кетчупом, слушая
Знаешь, иногда натыкаешься на фильмы, которые будто цепляют тебя за живое и не отпускают неделями. Вот этот — из таких. Помню, как впервые включил его поздно вечером, думая: «Ну, гляну полчасика и спать». Ан нет — в итоге досматривал под утро, с трясущимися руками и комом в горле. Там всё — от визуала до диалогов — работает на разрыв. Кадры такие... Будто кто-то взял твои самые тревожные сны и вывалил их на экран. А актёры! Главный герой — этот вечный внутренний конфликт между «надо» и «хочу» —
Вы когда-нибудь представляли, каково это — проснуться мертвым? Нет, серьезно! Я наткнулся на один фильм, где парень именно так и начинает свой день — гроб, земля под ногтями, полный бардак в голове. И знаете, это не очередной мрачный загул с воплями и кишками. Тут тебе и абсурдный юмор (типа попытки заказать пиццу, когда ты разлагаешься), и неожиданная грусть — как будто автор взял мою любимую гитару и дернул струну, о которой я забыл. Честно, первые 10 минут я ржал как конь: герой матерится на