Андраш Суто

Ласло, инженер из Будапешта, разбирает старые коробки в гараже после смерти отца. Под потрескавшейся крышкой патефона находит конверт с письмом на смеси венгерского и вьетнамского: *«Хуонг, яблони зацвели у реки...»*. Через неделю он уже стоит на рынке Донг-Суан в Ханое, тыча пальцем в фамилию «Нгуен Тхи Хуонг» в потёртой трудовой книжке 1987 года. Продавщица в кафе с вывеской «Cà phê trứng» бросает: *«Мама умерла. Вы опоздали на 12 лет»* — и протягивает ему фото: вьетнамка в конопляном платье
В центре Будапешта, на перекрестке возле моста Маргит, Арпад Ковач втискивает окурок в переполненную пепельницу своего старого трамвая. Сестра Ливия, в потрепанной куртке с выцветшим университетским логотипом, тычет пальцем в экран телефона: «Опять нет сети. Вчера у «Спартакуса» солдаты проверяли паспорта — говорила же, что это не просто учения». Из динамика трамвая трещит объявление о закрытии линий за Цепным мостом. Арпад вытирает ладонью запотевшее стекло — на набережной грохочут
Ласло ковыряет ржавые гвозди в полуразвалившемся заборе, пока его старший брат Габор вытирает пот с шеи грязным платком. «Опять колодец забился, — хрипит Габор, пнув ведро. — Если до заката не починим, овцы сутки без воды простоят». Ласло молчит, замечая, что у трех ярок из дальнего угла подгона слипаются веки — та же странная вялость, как у тех, что сдохли на прошлой неделе. Вечером дед Иштван, разминая в пальцах сушеный базилик, бормочет: «Ищи корни у болотины, там трава с красными прожилками