Клаудия Лобо

Карлос чинит старый «фольксваген» в гараже на окраине Мехико. Рядом валяется гитара с облупившейся краской — вечерами он играет *корридос* для соседей. София, его сестра, после уроков в школе забегает в кафе «Ла Соледад», заказывает *атоле* и повторяет: *«Дети не слушают, будто в голове у них чили попкорн»*. Луис, их друг, чинит сети в деревне Пуэрто-Эскондидо, ругается на чаек, крадущих рыбу. Его хижина пахнет солью и маслом от старого холодильника. Луис вытаскивает из сетей потёртый
Лукас, худощавый парень из Буэнос-Айреса с татуировкой ягуара на запястье, находит в старом чемодане отца карту с пометками в районе Ла-Боки. Вместе с сестрой Мариной, которая торгует лепешками на рынке Сан-Тельмо, он раскапывает конверт с ключом от склада в Нуэво-Ларедо. «*Папа говорил, что граница — это иллюзия*», — бросает Марина, разглядывая ключ под светом неоновой вывески кафе. В Мехико уличная художница Кармен, заклеивающая плакаты с пропавшими девушками, сталкивается с Лукасом в
Лукас, 22 года, в потёртой кепке и с паяльником в руке, копался в коробке с виниловыми пластинками у задней стены отцовской мастерской. На улице Мериды палило так, что асфальт плавился, а он слушал хриплый голос Хуаны Ла-Лока из динамика, который сам собрал в 15. Сестра Карла, 17, ворвалась с уличной пылью на кроссовках, бросила рюкзак с баллончиками краски: «Опять мусолишь этот хлам? Донья Инес видела, как ты вчера у канализационной решётки торчал». На столе лежала распечатка — счёт за ремонт