Люди боятся призраков вовсе не потому, что они являются посланниками загробного мира. Просто неуловимые души погибших людей могут рассказать живым те страшные тайны, о которых они слышать не хотят. И мрачный, эмоциональный фильм «Слуги сатаны» станет еще одним подтверждением этой удивительной теории. В 1981 году в своем доме медленно угасала бывшая популярная певица, за которой постоянно приглядывали ее четверо детей и любящий муж. Денег на лечение несчастной у семьи уже давно не было, да и
С детства Санчак столкнулся с жестокостью судьбы: его отец погиб, защищая права рабочего класса, а мать отправилась на заработки и так и не вернулась домой. Эти обстоятельства вынудили мальчика рано взрослеть и учиться выживанию в непростых условиях городских улиц. В течение этих лет он научился не только защищать себя физически, но и развил острое чувство самосохранения. Жизнь в этих условиях закалила его дух, и когда на город обрушилась волна насилия, Санчак, теперь уже взрослый мужчина, не
В тени прошлого, обвитом многовековыми сказаниями и поверьями, существует одно особенно мрачное предание. Оно утверждает, что души грешников, покинувшие этот мир, не находят покоя даже в загробной жизни, подвергаясь невыносимым мукам в мрачных глубинах своих могил. Это поверье заставляло дрожать многих, однако для Ситы, девушки, полной решимости и научного любопытства, оно стало не более чем вызовом. Движимая стремлением разоблачить эту легенду как ничто иное, кроме древнего суеверия, Сита
Сурти, 17-летняя школьница из Джокьякарты, находит в мутной реке Просего деревянную статую с треснувшим лицом, завернутую в гнилую ткань. «*Bawa pulang?*» — спрашивает подруга Рини, когда та кладет артефакт в рюкзак с учебниками. Дома брат Ади, разбирая рыбу на кухне, бросает: «*Buat apa? Nenek dulu bilang, jangan ambil barang kali*». Ночью статуя исчезает из угла комнаты, где Сурти хранила дешёвую косметику и старые журналы. Наутро на полу — осколки чашки *teh botol* и царапины на потёртом
Райя, 23 года, копается в старом сундуке в доме деда на Яве. Находит потрепанный дневник с меткой «1987», где описаны расстрелы студентов в Джакарте. В углу страницы — пятно от чая и засушенный цветок франжипани. «Почему ты никогда не рассказывал про дядю?» — тычет пальцем в фото, где молодой отец стоит рядом с мужчиной в военной форме. Отец молчит, затягивается гвоздичной сигаретой, потом резко: «Сожги эту дрянь». Вместо этого Райя едет в столицу, под видом курьера доставляет коробки с
Райя, 17 лет, торопливо перебирает связку банановых листьев на заднем дворе семейного *варунга* в Джокьякарте. Запах жареного темпе и кокосового молока висит в воздухе. «Эй, эти креветки для пепес еще живые?» — кричит через закопченную кухню ее отец, Сударсо, вытирая лоб краем клетчатой саронг. В дверях появляется Ади, парень с выгоревшими на солнце волосами и рюкзаком, набитым пакетами асама. «Слушай, у тебя остался галангал? У меня для бабушки лекарство горит…» — он роняет на пол потрепанный
Сурья, парень из Джакарты, переезжает в деревню на Яве после смерти отца. В старом доме с треснувшими ставнями он находит коробку писем от матери, которую считал погибшей. «Зачем ты не сказал, что она жива?» — тычет он в фото 1987 года, где отец стоит рядом с женщиной в платке. Тётя Рини, соседка, ворчит, разливая имбирный чай: «Твой батя боялся, что убежишь к ней, бросишь учебу». Сурья копается в архивах местной библиотеки, пачкает руки газетной пылью, пока не находит статью о пожаре на
Буди, учитель математики с потёртым планшетом в руках, каждое утро спорит с Сурьей, преподавателем истории, который вечно жуёт *krupuk* прямо на уроках. Их кабинеты разделяет тонкая перегородка, через которую Буди кричит: «Опять твои крошки в моих тестах!» Школа в районе Манггарай — бетонное здание с треснувшими вентиляторами и плакатами, где вместо расписания висит объявление: «Кто украл герань из кабинета биологии — верните до пятницы!» После уроков Лина, учительница английского, тайком