В прибрежном кемпинге под Нойштадтом 19-летняя Лина чинит молнию на походной палатке скотчем, пока Йонас пытается разжечь костер мокрыми ветками. **«Смотри, если эта штуковина сложится ночью, я замерзну, как твоя утренняя кофе»,** — бросает он, тыча пальцем в перекошенный каркас. Мира, молчаливая художница с блокнотом, рисует чаек, пока остальные спорят о дежурстве: Йонас отказывается мыть посуду, потому что «в прошлый раз разбил тарелку об камень». Вечером они едят доширак у воды, слушая, как
Лиза, 27 лет, переезжает в полуразрушенный дом на окраине Берлина, доставшийся ей от бабушки. Коричневые обои с цветочным узором отслаиваются по углам, а в прихожей пахнет сыростью. На второй день она сталкивается с Якобом, соседом-художником, который таскает по лестнице банки с краской «Ocher 12» — «Опять трубы текут? — бросает он, указывая кистью на пятно на потолке. — В подвале у прошлых жильцов ведро ржавое стояло». Вечером, разбирая хрустальные вазы в гостиной, Лиза натыкается на коробку с
Лена, в мятом халате, ставит чайник на кухне с жёлтыми обоями, пока Маркус ковыряет ножом засохший джем на тосте. «Ты опять не выключил тостер вчера», — бросает она, вытирая пятно от кофе на столешнице. Он молчит, щурясь от утреннего света через пластиковое окно. В ванной, заляпанной зубной пастой, Лена пытается закрутить протекающий кран тряпкой от старых джинсов, слыша, как за стеной соседский пудель лает на мусоровоз. «Может, купим новый смеситель?» — кричит она, но Маркус уже уходит в