Марта, с засаленным фартуком и ножом за поясом, рубит говяжьи туши на рынке в Ла-Боке. Её брат Томас, в кожаном пиджаке с дыркой на локте, приносит коробки с непонятными этикетками: «Не открывай, просто храни», — бросает он, вытирая пот с виска. В тот же день в кафе на Сан-Тельмо Итан из Монреаля, в смятом костюме, пьёт мате с сахарной крошкой на губах: «Где тут найти грузчиков для порта?» — спрашивает он официантку, показывая фото Марты. Она замечает его из-за прилавка, прячет окровавленные
Миа, 22-летняя художница из Сиэтла, снимает комнату в швейцарском городке Гштаад у фрау Хофман, вдовы, которая целыми днями вяжет шерстяные шарфы с оленями. В углу её чемодана валяется недоеденная плитка шоколада Milka и билет на мастер-класс по акварели, который она пропустила из-за метели. На кухне пахнет корицей и пережжённым маслом — Миа пытается повторить рецепт рёшти, подсмотренный у уличного ларька. В баре «Zum Hirschen» Люк, бармен с татуировкой альпийского козла на запястье, ставит ей
Лайм работает барменом в забегаловке на окраине Торонто, каждое утро протирая стойку с пятнами от кофе, которые не оттираются даже уксусом. Эмми, медсестра из госпиталя Св. Михаила, забегает к нему после ночной смены — берет капучино с двойной пенкой и всегда оставляет чаевые монетами. Они пересеклись в прачечной их общего дома на Бейт-стрит, когда Лайм случайно вытащил ее розовый спортивный бра из сушилки. «Ты хоть представляешь, сколько этих штук я теряю за месяц?» — засмеялась Эмми,
Представь парня, который выжил в иракском аду, а теперь крутится среди позолоченных рамок и надменных ценителей «высокого искусства» — вот это и есть его новая война. Нью-Йорк, понимаешь? Город, где даже воздух пахнет деньгами и поддельными улыбками. Грэмм Коннор — такой типаж: взгляд закалённый, руки в шрамах, а в кармане — какая-то древняя безделушка, за которую кто-то готов убить. Сначала он влипает в тёмные делишки антикваров — там всё шепотом, пахнет ладаном и ложью. А потом — бац! — его