Лидия, польская докерша с рыжими прядями из-под вязаной шапки, разгружала ящики с балтийской сельдью в порту Гданьска, когда заметла в толпе Джеймса — британца в помятом твидовом пиджаке, спотыкающегося о ледяные лужи. «Ты здесь надолго?» — спросила она на ломаном английском, протягивая ему термос с чаем, пока он чинил сломанный датчик на кране. «До тех пор, пока не пойму, почему ваши рыбы пахнут бензином», — ответил он, показывая ей пробирку с мутной водой. Вечером в кафе «Старый маяк» он
Лена затягивает сигарету у разбитой фары их старого Volvo. Марк ковыряет ключом в замке зажигания, бормоча: "Йенс бы уже до Франкфурта докатился". Она резко оборачивается, пепел падает на грязный снег возле автобусной остановки под Дрезденом. В бардачке находят полупустую бутылку шнапса с наклейкой отеля "Zum Hirsch" – подарок на прошлое Рождество, о котором Марк соврал. "Ты жаловался, что бензин воняет, а сам..." – Лена не договаривает, увидев царапины на двери со
Представь: две сестры, которых жизнь раскидала по разным углам, внезапно сваливаются обратно в родной городишко после смерти отца. Старшая, вечная перфекционистка, пытается всё контролировать, будто от этого зависит существование вселенной. Младшая — бунтарка с колючками, готовая сжечь мосты при первом же неловком взгляде. А между ними — тонны невысказанного, старые обиды и этот чертов дом, который теперь их общая головная боль. Вроде бы банальная история, но вот только загвоздка: папаша
Казимеж, худощавый архивист в очках с треснувшей душой, копался в подвале Варшавской библиотеки. Под слоем пыли нашел дневник 1943 года: *"Они шепчут через вентиляционные решетки. Станислав умер сегодня, но его голос я слышал за дверью склада на улице Желязной"*. На полях — зарисовки птицеподобных существ с клювами, наполовину скрытых тенями. Вечером, покупая пирожок с вишней у ларька возле моста Понятовского, он услышал за спиной скрип: старик в прожженном пальто прошептал: «Не ищи