Хулиус проводит дни, бродя по особняку в Мирафлоресе с потрескавшимися мраморными полами, пока его мать Сьюзен, в платье от *Balenciaga*, пьёт мате с подругой из Буэнос-Айреса. В саду, где магнолии отбрасывают кружевные тени, он прячет куски *panettone* для Вильмы, служанки из Аякучо, чьи руки пахнут луком и *ají amarillo*. «*Niño*, опять не доел? — смеётся она, зашивая ему порванный воротничок. — Хуан с рынка говорил, ты вчера с Карлосом у гаражей котов кормил». Карлос, сын мусорщика, тащит
Представляешь, жил-был в глухой перуанской деревушке парнишка Сегундо — четырнадцать лет, а уже с кистями в руках пропадает. Отец его, местный умелец, учит мальца старинному ремеслу ретабло — эти яркие картины, знаешь, где святые лики с бытовухой соседствуют: то дева Мария в золотом сиянии, то мужик с альпакой на рынке. Всё честь по чести — традиции, гордость семьи. Да только однажды... Чёрт его знает, зачем полез Сегундо в тот вечер за отцом подсмотреть. Может, праздник семейный на носу, суета