Сечаба Мароджеле

Соно, 17 лет, втирает гуталин в потрескавшиеся ботинки перед школой. Её отец, Джереми, уже три недели не получает зарплату с рудника «Золотой риф» под Йоханнесбургом. На кухне пахнет пережаренной мамалыгой — мать, Нома, пытается растянуть остатки муки до конца месяца. «Снова забастовка?» — Соно хлопает дверью, обгоняя грузовик с рудой. По дороге видит, как младший брат Тхабо копается в мусоре у киоска с мандази. Продавец Али машет рукой: «Пусть возьмёт. Сегодня бесплатно для тех, у кого глаза
Лиам, 28-летний повар из Торонто, получает по почте конверт с билетом в Йоханнесбург и фото разбитой керамической тарелки. Его шеф, Антуан, ворчит, разбирая заказ груша-горгонзола: *«Ты или чини посуду, или ищи нового нанимателя — кухня не музей»*. В ЮАР Лиам находит Номади, дочь местного фермера, которая три месяца рассылала «приглашения» через знакомых туристов. Она толкает ему в руки корзину с сушеными листьями моринги и мапато: *«Твой ресторан в Google ест из картонных коробок. Здесь еду не
Знаете, в каждой стране свои правила — писаные или нет. Для местных это как воздух: дышат, даже не замечая. А вот вернуться спустя годы в место, которое когда-то называл домом… Это как открыть старую книгу и обнаружить, что все страницы переписаны чужим почерком. Вот так и Вузи — парень, который провёл в Штатах больше двенадцати лет, а теперь стоит у могилы отца где-то под жарким южноафриканским солнцем. И ладно бы только горе — нет, эта земля будто проверяет его на прочность. Сначала брат.