Речь пойдёт о священнике, который не имеет права называться наместником бога на земле. Этот человек занимался растлением малолетних в своей каморке неподалёку от алтаря. Дети доверяли ему и надеялись найти здесь не только помощь, но и должный приют, а вместо этого нашли свою гибель. Не в прямом смысле конечно, но многие после этого случая поставили не только крест на вере, но и на всей своей жизни. С чего начались злоключения этих ребят? С того что они пришли на исповедь и раскрыли своё сердце
Этот рассказ ведет нас через жизнь 50-летней женщины по имени Джудит, которая занимается рекламой. Она привыкла к одиночеству после того, как потеряла своего мужа, и теперь проводит свои вечера в полной изоляции. Но иногда она позволяет себе небольшую роскошь - услуги молодых людей, которые приносят ей мимолетное удовольствие. Но эти моменты быстро проходят, и Джудит снова остается одна. Все это меняется, когда в ее жизнь входит Патрик, молодой человек, который приезжает на ее вызов. Но Патрик
Люк узнал, что его старший брат Том неизлечимо болен. Они не общались долгие годы: Том не мог принять гомосексуальность Люка, а Люк был утомлен эгоизмом брата. Однако, перед лицом смерти, они нашли в себе силы примириться. Том решил провести свои последние дни в доме на берегу моря, где прошло их детство.
Матьё, в потрёпанной кожанке, приезжает в Сен-Жульен-д’Эбер. В доме отца пахнет пылью и лекарствами. Жан, съёжившийся в кресле, путает сына с соседом-водопроводчиком. На кухне — пустые бутылки рислинга, в шкафу — аптечка с морфием. «Ты думаешь, я уже совсем дряхлый?» — бормочет Жан, разглядывая старую фотографию виноградника. Матьё находит договор о продаже семейного участка с оливами. «Продам, пока не передумал. Или ты приехал остановить?» — отец стучит кулаком по столу, опрокидывая стакан.
В пригороде Парижа, на третьем этаже дома с треснувшими ставнями, слепой массажист Антуан Делакруа нащупывает тростью трещины на столешнице, пока его соседка-студентка Клоэ Моро ворчит через тонкую стену: *«Опять твой кофе в моей раковине?»*. Он не отвечает — привык запоминать звуки: скрип лифта, шаги почтальона, голос продавщицы из булочной на углу, которая всегда кладёт лишний круассан в пакет. Его рутина ломается, когда в мусорном баке во дворе находят тело мужчины в пальто с австрийскими
Хайд просыпается в гостиничном номере в Марселе с ожогом на запястье в форме спирали. В кармане пальто — билет на поезд до Барселоны и записка: *«Спроси о Нильсборге у Ману. Не доверяй полиции»*. В уличном кафе за углом, пока официантка ставит чашку эспрессо, он ловит обрывки разговора двух мужчин в чёрных куртках: *«Они уже проверили вокзал. Третья ветка, через два часа»*. Женщина с рыжими волосами за соседним столиком резко кладёт ему в руку ключ от старого «пежо» — *«Если хочешь дышать,
Марк, в чёрной куртке с потёртыми локтями, прикуривает «Мальборо» у входа в банк на rue Phillipe II. Эмили, поправляя рыжий парик, шепчет: «Ты уверен, что камеры отключены?» — её рука дрожит, цепляясь за сумку с болгаркой. Они врываются через служебный вход, где Эмили находит коробку с круассанами — охранник завтракал. В сейфовой комнате Марк роняет монету 1993 года, поднимая её, замечает царапину на полу: «Здесь был другой…». Эмили перерезает провода сигнализации ножницами для ногтей,
Эмиль, студент-историк с потертым рюкзаком и привычкой теребить серебряный медальон на шее, находит в букинистической лавке на улице Муфтар старую карту Парижа с пометкой *«18:05, мост Турнель»*. Под слоем пыли обнаруживает дневник 1942 года, где каллиграфическим почерком выведено: *«Если прочтешь это — я уже мертва. Ищи синий фонарь»*. В подвале лавки, за ящиками с рассыпавшимися газетами *«Ле Тан»*, он натыкается на портал — треснувшее зеркало в медной раме, отражающее вместо его лица силуэт
Эмиль, худощавый реставратор с хроническим кашлем от гипсовой пыли, натыкается на глиняную табличку в подвале музея Орсе, пока чинил трещину в стене. Надпись на бретонском диалекте: *"Когда задымит труба Монружа, ноги проглотят головы"*. Его сестра-близнец Лена, техник водоканала, смеётся над находкой, поправляя промасленный комбинезон: «Опять твои призраки? Лучше помоги отследить утечку возле Пляс д’Итали — там земля просела, как в 37-м». На следующее утро в районе XIII округа из
Люка Моро, сгорбленный за стойкой бара *Le Poisson Rouge*, пытается растереть пятно на старом дереве. В Марселе август липкий, вентилятор скрипит. «Ты ж не затем вернулся, чтобы бутылки мыть», — бросает бармен Анри, кивая на фото Клеманс в газете. Сестра Люка исчезла неделю назад, оставив в съемной квартире только разбитый телефон и пустую пачку сигарет *Gauloises*. Он ковыряет ногтем этикетку пива, вспоминая, как Клеманс смеялась над его жетоном полицейского: «Париж тебя сожрал, а ты все
Эмануэль, сорокапятилетняя художница из Парижа, получает ночной звонок из клиники в Страсбурге — её отец, Андре, после второго инсульта не может двигать правой стороной тела. Она летит на поезде, застаёт его в палате с пластиковой трубкой во рту. «Ты обещала не оставлять меня овощем», — хрипит он, глядя на капельницу. Эмануэль вспоминает, как в детстве он учил её смешивать краски в своей мастерской, а теперь его пальцы сжимаются в бесполезный кулак. Сестра Паскаль, живущая в Брюсселе,
В Париже 1717 года Франсуа-Мари Аруэ, еще не ставший Вольтером, срывает лекцию в Сорбонне, крича профессору-иезуиту: *«Ваши догмы пахнут затхлостью старой библиотеки — пора проветрить умы!»*. Он сбегает через переулок за церковью Сен-Жермен, пряча под камзолом запрещенный трактат о свободе воли. Его друг Рене Лефевр, сын печатника, ждет его в таверне *«У ржавого якоря»* у моста Менял. Там, за столиком с треснувшим кувшином вина, они спорят о Локке. *«Ты хочешь перевернуть королевство словами? —
В Париже Лукас, 17 лет, подрабатывает в булочной на Монмартре, таскает мешки с мукой. После смены забирает сестру-близнеца Лену из школы — она рисует углём на разорванных квитанциях. «Ты опять не спал?» — тычет пальцем в его синяки под глазами. Они живут в мансарде над кафе, где хозяйка мадам Клер каждый вечер оставляет им суп в термосе. По воскресеньям Лукас встречается с Амином у моста Искусств — тот продаёт поддельные браслеты туристам. «В Мендозе я видел, как сжигают виноградники», —
Лукас, начинающий интерн в парижской больнице Сен-Луи, каждое утро протирает очки от пара в маске. Его наставник, доктор Леблан с вечно мятым галстуком, бросает: *«Пульсоксиметр в третьей палате врет на 10% — запомни, как таблицу умножения»*. В ординаторской — следы кофе на столе, подоконник завален историями болезней. Мари, медсестра с татуировкой колибри на запястье, ворчит, разбирая шприцы: *«Операционную закрыли на дезинфекцию — оперировать будем в коридоре, как в 19-м веке»*. Лукас
Адриан, молодой лейтенант, с перебинтованной грудью лежит в узкой палате военного госпиталя под Парижем. Каждое утро медсестра Мари, в платье с потёртыми манжетами, меняет ему повязку, ворча: *"Опять кровь просочилась. Двигайтесь меньше, или шов лопнет"*. В соседних койках — лейтенант Клод с обожжённой левой рукой, завёрнутой в марлю, и капрал Люсьен, который ночью стонет сквозь сон, дергая культёй вместо ноги. По вечерам они курят *Gauloises* в саду, где ржавая скамейка стоит под
Насер Али Самади, скрипач с потёртым футляром от тара, спорит с женой Фаридез на кухне, заваленной кастрюлями с холодным *фесенджаном*. "Ты даже цыплёнка с черносливом сжечь умудрился!" — кричит она, швыряя в него обгоревшей куриной ногой. Он хлопает дверью, бредёт через базар, где торговцы тычят ему в лицо гранатами, и заходит в мастерскую старика Хакима. "Новый тар? Лет десять ждать, да и то…" — бормочет мастер, показывая на гитару с трещиной. Насер возвращается домой,
Представьте себе: три брата, выросшие на виноградниках, внезапно остаются один на один с полуразрушенным родовым поместьем. Отец оставил им не только земли, но и целый рой нерешённых обид – как те осы, что гудят в спелом винограде. То ли дело спасать, то ли ругаться до хрипоты из-за каждой трещины в старых бочках. А между делом – давишь гроздья босыми ногами, и сок стекает по пальцам, холодный и липкий, а в голове крутится: "Это мы делаем вино или оно делает нас?" Ссорятся, конечно,
Представьте: обычное объявление в газете, а за ним — целая жизнь! Аннет, решившаяся на авантюру, знакомится с Полем — таким себе типичным фермером из захолустной Оверни. И что вы думаете? Влюбляется по уши! Бросает Париж, работу, квартиру — всё к чертям, хватает сына Эрика и — бац! — уже трясется в поезде куда-то к коровам и сеновалам. Ну, Эрик-то вроде освоился — бегает за курами, как заправский деревенский. Да и Аннет пытается влиться: то пироги печет, то сено метет. Но вот Николь, сестра
Их пятеро. Все братья. Смотрят на них — вроде похожи как две капли воды, но стоит немного узнать поближе, как становится ясно, что каждый из них — отдельная история. Их вырастила мать, которая одна тянула всё, когда их отец… ну, ушёл. По крайней мере, так всем казалось. Жизнь так сложилась, что один из братьев выбрал свой путь и пропал на несколько лет. И вот однажды он возвращается. Но не просто так — он ищет убежища. Оказывается, на хвосте у него бандиты. Настоящие, суровые ребята, от которых