В центре нашего города, совсем рядом с живописным парком и старинной церковью, располагается похоронное бюро Бернардо. Это не просто место работы для него, это дело его жизни, которое он ведет с любовью и уважением к своим клиентам. Сам Бернардо живет в доме по соседству со своей семьей, где его приемная дочь Эстела выросла, играя в тени могучих деревьев и бегая по зеленым лугам парка. Эстела всегда была необычным ребенком. С самого детства она замечала странные вещи: шепот в ветвях деревьев,
Чили, 1901 год. Три всадника отправляются в опасное путешествие для охраны обширной территории. Британский солдат и американский наемник ведут за собой метиса Сегундо. По мере продвижения, Сегундо начинает понимать истинную цель миссии – уничтожение коренного населения Огненной Земли. Оказавшись в центре этой жестокой охоты, он невольно становится соучастником трагедии, которая навсегда изменит его жизнь.
Лукас, слесарь с завода в пригороде Кордовы, каждое утро заворачивал чёрный хлеб с салями в газету. Его руки пахли машинным маслом даже после дешёвого мыла из автомагазина. Дома Марта, жена с потрескавшимися от моющих средств ладонями, перебирала квитанции за свет: «Опять тариф подняли. А Софии на экскурсию в Ла-Плату — 450 песо». Он молча ставил на стол бутылку «Фернет-колы», глядя, как дочь рисует в тетради кратер Тупунгато — география её единственная пятёрка. В пятницу бригадир Карлос, жуя
Карлос копался в старом сундуке на чердаке дома бабушки в Оахаке, когда наткнулся на пачку писем 1940-х, адресованных его прадеду Марио. Чернила выцвели, но фраза *«Они нашли алтарь под церковью Сан-Хуан»* зацепила взгляд. В кухне внизу сестра Лупита резала чили для сальсы, крича: «Опять лазишь по хламу? Папа сказал — не трогай бабушкины вещи!» Карлос проигнорировал, сунул письмо в карман джинсов, запачканных известкой от ремонта фасада. На следующее утро он поехал в архив, где местный историк
София, в застиранном халате горничной, протирала зеркало в номере 512, когда Милагрос зашла с тележкой для белья. «Смотри, тут платье даже не распаковали», — Милагрос потрогала пальцами бирку с ценником в 3000 долларов. София фыркнула, поправляя перчатки: «Хозяева улетели на вертолёте, даже постель не помяли. Как будто мы тут призраки». Милагрос надела платье перед зеркалом в ванной, смеясь: «Надену на пять минут, никто не заметит». Через час они уже пили шампанское из мини-бара, придумывая
Лукас, пятнадцатилетний сын автомеханика, находит в гараже отца потёртый дневник с рисунками чёрного кота и координатами заброшенной усадьбы на окраине Росарио. Он звонит Мариане, соседке с третьего этажа, которая торгует самодельными браслетами у школы: «Слушай, тут такое… Папа три года не заходил в гараж, а эта штука пахнет маслом и плесенью». Они пробираются через заросший лопухами двор усадьбы, спотыкаясь о ржавые банки из-под «Кока-Колы», пока Мариана не замечает на стене силуэт с выгнутой
В припортовом районе Монтевидео Карлос Мендес, водитель грузовика с потертой татуировкой якоря на запястье, каждую среду забирал коробки из-под мате, набитые долларами. Его сестра Лила, работавшая в обменнике на улице Сараменди, оставляла ему записки с адресами в щели между кирпичами старой пекарни. «Завтра в Ла-Плате — 15 тысяч. Не связывайся с аргентинцами», — писала она корявым почерком. Через неделю Карлос уже стоял под проливным дождем в Буэнос-Айресе, глотая горький кофе из бумажного
Карлос Мендиола сидел за столиком в кафе на улице Лавалье, разминая в пальцах этикетку от бутылки «Кинто». Рядом валялись распечатки с данными о нефтяных контрактах в Патагонии. «*Ты уверен, что Сарасола подпишет это до четверга?*» — спросил его помощник Фелипе, поправляя очки, заляпанные отпечатками. Карлос молча кивнул, глядя, как мимо проходят туристы с гитарами, и потянулся за чёрным блокнотом, где отмечал взятки чиновникам — суммы, даты, имена. В углу страницы мелькала детская каракуля:
Мириам, 42 года, переехала с дочерью Беатрис, 14 лет, в полуразрушенный особняк в районе Сан-Тельмо. Стены в гостиной покрыты трещинами, пахнет плесенью и старыми газетами — рабочий Дарио, 30 лет, в рваной футболке, случайно пробил дыру в кладовке, заваленной журналами 1973 года. «Mamá, ¿por qué hay juguetes ahí dentro?» — Беатрис поднимает куклу без глаза, завернутую в пожелтевшую страницу *La Nación*. Мириам хватает её за руку: «¡Dejá eso!» — и забивает дверь досками, пока Дарио молча курит
Знаешь, есть такие люди, о которых невозможно говорить спокойно. Вот этот парень — он как ураган в майке номер 10. Одни им бредят, другие скрипят зубами при одном упоминании. Смотришь кадры его жизни — то душа компании с сигарой и смехом, то затравленный зверь в свете софитов. Честно, иногда мурашки: как в одном человеке умещается и гений с мячом, который будто разговаривает с кожей на "ты", и тот самый пацан из трущоб, что всю жизнь словно бежит от чего-то? Вспоминаются его голы — да
Знаешь, посмотрел недавно одну экранизацию классики — и до сих пор под впечатлением! Сюжет-то вроде знакомый: предательство, годы в заточении, а потом месть, от которой кровь стынет. Но тут всё подано так… с огоньком! Герой не просто мстит — он словно шахматист, который десять лет готовил партию. Каждый шаг — как удар кинжалом в бархатной перчатке. И ведь понимаешь его, чёрт возьми! Сидишь и думаешь: "Да я бы, наверное, тоже с ума сошёл в его шкуре". А эти диалоги! То сарказм бьёт
Знаешь, есть такие истории, от которых сердце сжимается — как вот эта. Представь: отец, у которого забрали сына в какой-то дурацкой аварии, сходит с ума, пытаясь найти того, кто сбежал. А тот водила… Боже, да он сам не понимает, живёт или уже в аду. Просыпается ночью в поту — то ли бежать в участок с повинной, сломав себе всё, то ли закопать это в глубине памяти, как страшный сон. И ведь оба правы, и оба нет. Честно, иногда думаешь: а что бы сделал я? Сгоряча хочется кричать, что справедливость