В волшебном мире Бродвея, где каждый вечер рождается история, а огни неоновых вывесок сливаются с мечтами и надеждами тысяч людей, одно имя оставило неизгладимый след в анналах театральной истории — Флоренц Зигфельд. Этот человек не просто стал частью Бродвея; он перевоплотил его, задав новые стандарты шоу-бизнеса и раздвинул границы возможного на театральных подмостках. Флоренц Зигфельд мог бы пройти в историю как еще один бродвейский шоумен, но он выбрал иной путь. Его невероятный дар видеть
Эзра, пятнадцатилетний парень с обветренными руками, каждое утро проверял колодец за домом — рыжая вода пахла железом, но пить было нечего. Его сестра Лина, в платье, перешитом из мешковины, собирала уцелевшие яблоки под высохшими деревьями. «Опять ветер с востока», — бормотал их отец Томас, вытирая пыль с фотографии жены. Мэри умерла весной: кашель не отпускал её три месяца, а доктор из городка Брекенвиль лишь разводил руками. Однажды Эзра нашёл в овраге плоский камень с синими прожилками —
В Бруклине 30-х Лео Меррик, саксофонист с потёртым футляром, каждое утро пробирался через рынок на Пятой улице, где продавцы кричали: «Свежая треска! Дешевле вчерашнего!» Его подруга Эдна, швея из мастерской «Золотая игла», оставляла ему на лестничной клетке кофе в жестяной кружке — холодный, сладкий, с крошками печенья на дне. По вечерам Лео играл в подпольном джаз-клубе «Синий фонарь», где владелец Гас, бывший боксёр с шрамом через бровь, ворчал: «Опоздаешь на репетицию — вышвырну с твоим