Гордан Кичич

В Подгорице, за столиком с потёртой клеёнкой, Милан Цветкович роется в картах с отметками заброшенных фабрик. Его сестра Елена щёлкает семечки, глядя на дождь за окном: «Опять провоняешь мазутом, как в прошлый раз. Мама спрашивала, когда вернёшь холодильник». Они ищут немецкий грузовик, застрявший в 43-м в тоннеле под горой Румья — местные верят, что в кузове ящики с золотом Рейхсбанка. На развалинах завода «Обод» к ним прибивается Любомир, таксист с татуировкой орла на шее: «За Белградскую
Милан, электрик с облупленными ногтями, копался в щитке пятиэтажки на улице Кнеза Милоша. В кармане комбинезона жужжал старый Nokia — звонила сестра: «Привези пару лампочек, у Любы в спальне опять перегорело». За стеной пахло жареным *плескавицей* из кафе «Златно дувце», а из подвала доносился лай соседского пса. Вечером, распивая *Бергштрассе* на балконе, он заметил трещину в штукатурке — за ней торчал угол конверта с вензелями. «Опять дедов хлам», — проворчал, но письма 1943 года адресовались
Элиас, журналист из Берлина с привычкой жевать мятные леденцы от стресса, получает конверт с почтовым штемпелем Шварцвальда. Внутри — ключ от дома его покойного отца, Карла Вайса, и записка: «Они не случайны, эти смерти». Приехав в ноябре, Элиас находит в кабинете, пропахшем табачным дымом и старыми чернилами, незаконченный роман с пометками на полях. На кухне, разбирая коробки, он сталкивается с Анной, местным гидом, которая принесла банку сливового варенья. «Он говорил, вы ненавидите