Бродвейская мелодия 40-х (1940)

Джонни, хореограф с потёртым блокнотом в кармане пальто, вытирал лоб платком после третьей репетиции подряд. В углу зала Клёр, её рыжие волосы собраны в небрежный пучок, спорила с пианистом: «Ты играешь, как будто похороны репетируем. Давай живее, а?» За окнами дождливого Нью-Йорка мелькали огни рекламы кабаре «Сильвер Мун», где они должны были выступить через неделю. В гримёрке пахло лавандовой пудрой и старыми деревянными ящиками — костюмерша Марта чинила рваные перья на шляпе, бормоча: «Опять эти танцоры рвут, будто воробьи в кошачьих лапах».

На третий день Джонни встретил Ричарда Логана у бара «Джейкобс», где тот выпивал бурбон с водой. Логан, в смокинге с потёртым локтем, постучал пальцем по столу: «Деньги дам, если Клёр споёт мою новую вещь — «Тени на Гудзоне». Джонни поморщился — песня была слащавой, но счет за аренду декораций висел на столе, как гильотина. Клёр, узнав, швырнула ноты в стену: «Ты меня за пьяного шансонье принимаешь?» К утру она всё же разучивала мелодию, стоя у открытого окна — снизу доносились гудки такси и крики разносчика газет. На премьере Ричард подошёл к ней с орхидеей, а Джонни наблюдал из-за кулис, ломая в кармане мелок для разметки сцены.