Письма к живым (1964)

В Ленинграде, 1960-е. Витя, пятнадцатилетний ученик ремесленного училища, находит в щели между стеной и печкой в коммуналке на Невском проспекте пачку писем, завёрнутых в газету 1942 года. На конвертах — адреса: «ул. Марата, 12, кв. 6», «Завод «Красный треугольник», цех №4», подписи карандашом — «Лёня», «Маруся». Соседка, Нина Семёновна, ворчит: «Опять мусор тащишь? Печку чистить надо, а не бумажками баловаться». Витя с одноклассницей Таней решают разыскать адресатов, обходят дворы, где вместо разрушенных домов уже выросли хрущёвки. На заводе старый слесарь, вытирая руки об ветошь, бормочет: «Лёня? Это ж Костров из литейки. В блокаду на трёх станках работал, пока не сгорел от тифа…»

Письмо для Маруси приводит их в квартиру на Петроградской — там живёт женщина с ожогом на щеке, шьющая чехлы для телевизоров. Увидев конверт, она роняет напёрсток: «Я ж ждала… Он писал, что выжил после прорыва блокады». Витя замечает, что чернила в письмах местами размыты — будто от воды или слёз. В подвале Музея обороны Ленинграда архивариус, перебирая карточки, показывает им фото: молодой боец с гармонью, на обороте — «Л.П. Костров, пропал без вести под Синявино». Таня находит в библиотеке подшивку фронтовых газет: заметка о сапёрах, разминировавших Гостиный двор, среди фамилий — «Костров Л.П.». Возвращаясь домой, Витя кладёт письма в жестяную коробку из-под печенья и ставит на подоконник, где Нина Семёновна сушит сухари. «Завтра в школу опоздаешь», — говорит она, но уже без раздражения.