Последние дни (1969)

В Лодзи, на текстильной фабрике «Нова», Ванда Ковальски с утра чинит сломанный челнок станка. Ее пальцы в масляных перчатках скользят по металлу, а через разбитое окно доносится гул трамвая №12. «Опять эти очереди за хлебом на Петрковской», — бросает она коллеге Мареку, который курит в углу, спрятав окурок в жестяную банку. Вечером Ванда застает соседа Ежи, шахтера с угольными пятнами под ногтями, за попыткой починить проржавевшую трубу в их доме на улице Жеромского. «В кооперативе сказали — цемент будет через месяц, если повезет», — хрипит он, вытирая лоб газетой «Трыбуна Люду».

Запах сырости в подвале кинотеатра «Полония» смешивается с дымом самокруток, когда группа студентов во главе с Алицией, дочерью партийного функционера, разбирает листовки с цитатами из Милоша. «Отец называет это гнилой романтикой», — шепчет она, пряча стопку бумаг под плащ с оторванной пуговицей. На заброшенной фабрике за Вислой Ежи находит в треснувшем сейфе письмо 1956 года: «Если читаешь это — мы уже в тюрьме или хуже». Через три дня Ванда, стирая в тазу окровавленную рубашку Ежи после ночного обыска, слышит стук в дверь. «Уезжаем в Гданьск. Есть место в грузовике с углем», — говорит Алиция, поправляя шарф, выцветший от частой стирки.