Кшиштоф Хамец

В старом районе Варшавы, рядом с обшарпанной пекарней на улице Таргова, электрик Зыгмунт "Зигги" Вольский находит в распределительном щитке свёрток с фотографиями незнакомых людей. На обороте одной — адрес заброшенной фабрики игрушек в Лодзи. Его сестра, медсестра Алиция, замечает, что на снимках мелькает мужчина в сером плаще с потёртым локтем: «Смотри, у него на правой руке — татуировка, как у того пациента из морга… Рыба с крыльями». Зигги, разбирая проводку в коммуналке на пятом
В центре — трое демобилизованных солдат: Марек в помятой гимнастерке, Юрек с перебинтованной рукой и Збышек, вечно жующий сухари. Они бредут по улицам разрушенного Лодзя, мимо кирпичных завалов и выцветших афиш с нацистской символикой. В съемной комнате на ул. Пётрковской, где обои свисают клочьями, Марек пытается починить примус, бурча: «Бензин как вода — три дня назад последнюю каплю вылизали». Збышек, разглядывая фото невесты, спрашивает Юрека: «Ты думаешь, твоя Аня еще в том доме на
В доках Гданьска, между ржавыми балками и запахом мазута, слесарь Яцек Брацкий спорит с бригадиром о нехватке болтов для ремонта траулера. «Снова ждем, как вчерашний снег», — бормочет он, вытирая руки промасленной тряпкой. Дома, в двухкомнатной хрущевке на улице Светлой, жена Анна ставит на стол свекольник, жалуясь на очередь за колбасой. Их сын Томас тайком рисует на обороте школьной тетради символ якоря — знак подпольного кружка, куда его завербовал сосед-студент Марек. Заводская столовая
Ганс Клос, он же Йозеф Шульц, втирается в доверие к абверу, притворяясь офицером вермахта. В берлинском отеле «Адлон» он передаёт микрофильмы с планами операции «Весенний гром» варшавскому связному, старику в потрёпанном пальто. «Куртка висит на третьем крючке слева», — бормочет тот, заказывая картофельный суп. Через час Клоса обыскивают: эсэсовцы рытся в его чемодане, выворачивают карманы шинели, но микрофильм спрятан в пуговице. На столе — недопитый коньяк, в пепельнице — окурок с помадой
В центре — Марек, слесарь с завода «Воля», и его соседка Ева, студентка архитектурного факультета. Их квартира в старом варшавском доме на улице Тарговая: трещины на потолке, запах жареной капусты из кухни внизу. Марек после смены чинит сломанный радиоприёмник для вдовы Пани Янины, пока та жалуется на шум от стройки через дорогу. «Опять бетон мешают, как спать?» — ворчит она, протягивая ему стакан чая с липкими пятнами на стекле. Ева в это время рисует эскизы моста через Вислу, споря с
В Лодзи, на текстильной фабрике «Нова», Ванда Ковальски с утра чинит сломанный челнок станка. Ее пальцы в масляных перчатках скользят по металлу, а через разбитое окно доносится гул трамвая №12. «Опять эти очереди за хлебом на Петрковской», — бросает она коллеге Мареку, который курит в углу, спрятав окурок в жестяную банку. Вечером Ванда застает соседа Ежи, шахтера с угольными пятнами под ногтями, за попыткой починить проржавевшую трубу в их доме на улице Жеромского. «В кооперативе сказали —
Казимеж, худощавый студент-историк, каждое утро толкается в переполненном трамвае №17 по пути в университет на Краковском предместье. Его соседка по общежитию, Агнешка, ворчит, пока чинит капроновые колготки иголкой: «Опять хлеб с маргарином? Хоть бы джем украл в столовой». По вечерам они слушают запрещенные записи «Марыли Родович» на бобинах, пряча магнитофон под одеялом, когда стучат в дверь. На улице Желязной, возле завода, Казимеж встречает Ольгу — дочь слесаря с вечно запачканными мазутом