Витгенштейн (1993)

Джонатан, студент с неизменной потрёпанной тетрадью в руке, каждое утро пробирался через туманные переулки Кембриджа к лекциям профессора Хартли. Тот, обложившись редкими изданиями Трактата, тыкал пальцем в схему логических операторов: «Скажи, как описать запах дождя, если язык — клетка из правил?» В углу аудитории Лиза, дочь библиотекаря, закатывала глаза, шепча соседке: «Опять он про молчание после семи…» По вечерам они толклись в пабе «Красный Лев», споря о шифрах в газетных кроссвордах, пока барменша Марта, вытирая пивные кружки, ворчала: «Либо пейте, либо валите — философию на вынос не подаю».

Через месяц Джонатан, получив письмо с печатью университета Киото, оказался в доме доктора Сато, где сквозь рисовые бумажные ширмы мерцали карты языковых игр. «Ваш Хартли пишет, что вы помешаны на парадоксах, — усмехнулся Сато, поправляя очки. — Но как объяснить *ваби-саби* формулой?» Они бродили по ночному Осака, мимо неоновых реклам, пока Лиза, прислав телеграмму, требовала вернуть украденную из архива рукопись. «Ты спёр её для сцены в метро? — Джонатан смял бумагу, глядя на слепого музыканта, наигрывавшего *Clair de Lune* на углу. — Это не кражба. Это… контекст».