Жульничество 1992: История Харшада Мехты (1 сезон)

Харшад Мехта сидит в крохватой конторе на улице Далиал, заваленной бумагами с котировками. Вентилятор скрипит, не справляясь с влажным бомбейским зноем. «Ашвин, смотри — цена на ACC Cement прыгнула на 30 рупий за час. Если купим сейчас через подставные счета…» — бормочет он брату, тыча пальцем в экран монитора. Тот, поправляя очки, недоверчиво хмыкает: «Слишком рискованно. Брокеры заподозрят манипуляции». Но Харшад уже набирает номер мараварского бизнесмена: «Кхемка-сахиб, завтра к десяти утра мне нужно 20 лакхов наличными. Да, под залог акций… Нет, вопросы задавать не надо». Жена Сумита, разогревая вчерашний дал на газовой плите, бросает через плечо: «Опять до полуночи засидишься? Соседи шепчутся, что ты долгов по квартплате не платишь».

1992 год. Харшад в смятой рубашке стоит на балконе офиса в Наримане-Пойнт, наблюдая, как мерцают огни фондовой биржи. Его команда — чайволла Раджеш, бухгалтер Винод — лихорадочно сводят балансы, печатая фиктивные контракты на старой «Оливетти». «Завтра запускаем схему с банковскими расписками», — говорит он, разливая виски в пластиковые стаканчики. Через месяц в кабинете главы SBI раздаётся звонок: «Сэр, транзакции Мехты превысили резервы банка». Пока чиновники в белых куртах лихорадочно ищут документы, Харшад, прикуривая «Gold Flake», усмехается в трубку брокеру из Калькутты: «Скажи клиентам — я превращаю воздух в золото». Но к октябрю полицейские в коричневых формах уже выносят коробки с файлами из его дома в Гхаткопарe, а Сумита, обхватив голову концом сари, причитает соседке: «Всё кончено. Эти дурацкие бумажки снова всё испортили».