Соловей из Бурсы (2023)

Эмир, худощавый парень в потертой кожанке, каждое утро пробирается через шумный рынок Бурсы к ткацкой мастерской деда. Там, между старыми станками и клубками шелка, он прячет гитару в ящик с инструментами — Хассан-деде бросает косой взгляд: «Опять твои струны визжат вместо того, чтоб узоры считать». По вечерам Эмир прокрадывается к полуразрушенной византийской церкви на окраине, где местные подростки жгут костры. Лейла, дочь владельца медной лавки, подкидывает в огонь ветки: «Спой про то, как Ататюрк с мечетями спорил», — смеется, но Эмир бренчит про старые улочки, пахнущие каштанами и керосиновыми лампами.

После смерти Хассана в сундуке находят письмо на греческом — оказывается, бабушка Эмира из тех, кого не успели выселить в 1923-м. Лейла тащит его в подпольный архив под хаммамом: «Твои аккорды теперь пахнут изменой, будь осторожен». Когда жандармы ломают гитару на еженедельном базаре, Эмир срывает со стены мастерской ковер с двуглавым орлом — тот, что дед запрещал трогать. На обратной стороне чернилами выведены ноты. «Это не музыка, — шепчет Лейла, проводя пальцем по странным символам, — это карта. Для тех, кто помнит».