Самый длинный день в Чанъане (1 сезон)

Чжан Сяоцзин, в потрёпанном халате с запахом тюремной сырости, ковыряется в обломках сгоревшей телеги у моста Цзиньсы. Под обугленными досками — кусок шёлковой ленты, пропитанный серой. «Ищи кузнеца с улицы Пинкан, — бормочет он, засовывая находку в пояс. — Там мельницы, там и порох». Ли Би, девчонка в запачканной мукой куртке, тычет пальцем в кровь на мостовой: «Они повернули к каналу, но там тупик». За спиной у них разносчик тыквенного супа кричит, что цены поднимутся к вечеру, пока стражники перекрывают переулки.

В архиве судебной палаты Ли Би, притворившись глухонемой, выкрадывает свиток с печатью начальника гарнизона — на краю пергамента пятно от вишнёвого вина. Цао Паньэр, переодетый монахом, сталкивает Чжана в сточную канаву: «Твои кости сгниют тут раньше, чем фонари погаснут». На рынке Ляньхуа взрывается бочка с маслом; торговец рисом в панике хватает пустые мешки, чтобы тушить пламя, а слепой цирюльник на ощупь ползёт к колодцу. «Чиновники из военного приказа замешаны, — шепчет Чжан, вытирая грязь с лица об рукав Ли Би. — Взрывчатку везут через водяные мельницы… под урожайными баржами». Где-то за городской стеной, в чайной «Три сосны», рвётся струна циня — сигнал для тех, кто ждёт темноты.