Семейный заговор (1976)

Ольга Громова, перебирая старые вещи в комоде покойной бабушки, наткнулась на свёрток писем 1943 года, перевязанных шпагатом. Конверты пахли нафталином, чернила выцвели до бледно-сизого. «Иван пропал без вести под Ленинградом», — повторяла бабушка при жизни, но в письме от однополчанина значилось: «Ваш муж задержан за попытку дезертирства». Максим, муж Ольги, щёлкая семечки над мусорным ведром, бросил: «Может, не стоит ворошить? Устроим бабушке посмертный суд?» На следующий день Ольга поехала в областной архив, прихватив бутерброды в фольге и термос с чаем, где нашла приказ о расстреле деда № 227.

Кирилл, пятнадцатилетний сын, подслушал разговор родителей через тонкую стенку и полез в сарай — там под слоем солярки и старых покрышек нашёл потёртую фотографию: дед в гражданском пальто стоит рядом с немцем в очках-«лисичках». Аня, младшая сестра, заметила, как бабушка перед смертью прятала под матрац пузырёк с морфием. «Она врет про письма, — прошипел Кирилл, вытирая паутину со лба. — Вчера в печке полено горело, а в нём — обгоревшие страницы». Семья собралась на кухне, где бабушка всегда чистила картошку острым ножом с обломанным кончиком. Ольга положила на стол архивную справку. Тиканье часов сорвалось, когда Максим раздавил муху ладонью: «Значит, дед у нас не герой, а предатель?»