Воскрешение (1980)

Сергей разложил на кухонном столе пожелтевшие страницы из бабушкиного дневника, перемешивая лавровые листья с солью в жестяной миске. За окном трещал мороз, а на плите шипел забытый чайник. "Опять за свое?" — Иван, сосед, поставил на порог мешок картошки, смахнув снег с шапки. Сергей не оторвался от строк: "Она вчера шептала через сон — просила вернуть её васильковый фартук". В подвале, где раньше хранили соленья, теперь стоял глиняный горшок с землей с кладбища, а рядом — Марины туфли с облезлым носком.

Она вернулась в четверг, присев на край кровати, где еще лежали её заколки и тюбик помады. "Ты забыл шарф на чердаке", — сказала Марина, но Сергей помнил, как сам сжег его после похорон. Её пальцы оставляли сырые пятна на обоях, а в супе она вылавливала луковицы, будто не узнавала вкус. Ночью он нащупал под подушкой комья холодной грязи, а утром нашел в раковине клочья волос — русые, как у неё, но с запахом болотной тины. "Может, хватит?" — спросил Иван, забирая пустые бутылки из-под настоек. Сергей молча сгреб в охапку Марины платья, еще пахнувшие ромашковым маслом, и вышел во двор, где дождь размывал границы между грядками и тропинкой к реке.