Заключенные (1991)

Сергей сидел на нижних нарах, ковырял шилом в подметке кирзового сапога. Иван, прислонившись к стене с облупившейся штукатуркой, чертил ногтем на обрывке газеты — кривые линии напоминали овраги и заборы. Таракан полз по цементному полу, обходя лужицу от растаявшего снега с ботинка. "Слышь, Серега, третий день снег с дождем. Дорогу развезло", — бросил Иван, не отрываясь от карты. Сергей сплюнул в угол, где ржавое ведро подтекало: "Ты свою мазню до весны прячь, а то крысы опять сожрут, как ту махорку в прошлом месяце". За решетчатым окном ветер гнул сосны, скрипящие под тяжестью наста.

Петрович ввалился в барак, стукнув прикладом о косяк. Сапоги оставляли грязные следы на полу, пока он рылся в тумбочке Ивана. "Товарищ начальник, вам письмо из управления пришло", — лениво протянул Иван, прикрывая ладонью окурок под подушкой. Охранник выдернул из-под матраса смятый газетный лист с отметинами, хрипло усмехнулся: "Опять дорогу к свободе чертите? Сволочи". Когда дверь захлопнулась, Сергей разжал кулаки — на ладони остались красные полумесяцы от ногтей. "Надо было в трубу засунуть", — выдохнул Иван, разминая шею. "Там уже три твоих самокрутки валяются", — Сергей махнул на печку, от которой тянуло гарью. Они молча смотрели на трещину в стекле, залепленную обрывком "Правды". "Через кухню, — прошептал Иван, — решетка на вентиляции сломана еще с осени". Сергей кивнул, доставая из-под матраса обломок ножовки: "Только после отбоя. Петрович тогда в преферанс с водителем рубится".