Воскрешение из мертвых (1957)

Артем копался в старом сундуке на чердаке, перебирая потрескавшиеся фотоальбомы и ржавые инструменты, когда из-под обложки «Справочника тракториста» выпал конверт с вензелем «Н.К.». Внутри лежала схема кладбища с крестиком у поваленной березы и записка деда карандашом: *«Если захочешь вернуть — три горсти земли с могилы, прядь волос в воскресенье до рассвета»*. В гараже, вытирая руки об промасленную ветошь, он спросил у Николая Петровича, как найти семейный участок. «Там ива сломана, — хрипел старик, поправляя очки с изолентой на дужке. — Но если выкопал глупость из прошлого — зарой обратно. Мертвецы письма не пишут».

Через неделю Лида сидела на кухне, обернувшись в свой же клетчатый платок, и щупала ложку, будто забыла, как ей пользоваться. Артем поставил перед ней тарелку с остывшим грибным супом — тот самый, из сморчков, которые они собирали возле заброшенной водокачки. «Пахнет гарью», — прошептала она голосом, похожим на скрип несмазанной петли. Ночью он проснулся от хлопка двери сарая и увидел ее босые следы на инее, ведущие к огороду. Лопата валялась у ямы, где лежало тело в его же рваной куртке с заплаткой на локте. «Встретил себя?» — раздался за спиной смешок Лиды. Ее пальцы, облепленные мокрой глиной, сжали его плечо холоднее февральского ведра у колодца.