В старом ленинградском доме с треснувшими лепными потолками Анна Петровна, бывшая учительница, каждое утро вытирала пыль с мраморного подоконника в общей кухне. Её соседка Лида, девушка в застиранном халате, торопилась на ткацкую фабрику, оставляя на плите остывающую гречневую кашу. «Опять соль рассыпала, — ворчала Анна Петровна, подбирая кристаллы тряпкой. — Могла бы совком, как люди». В комнате №4 инженер Николай Семёнович колдовал над самодельным радиоприёмником, обмотанным изолентой, а
В цеху ленинградского завода "Красный пролетарий" Виктор Смирнов, слесарь с пятилетним стажем, замечает объявление о повышении норм выработки. Его друг Николай Гордеев, перемазывая руки солидолом, бормочет: "Опять шестерёнки менять – руки до локтей в мазуте, а пайку урежут". Виктор срывает листок, мнёт в кармане застиранной спецовки. Вечером в общежитии на улице Марата, за керосиновой плиткой, он спорит с соседями: "На собрании скажу – не потерплю". Клава из
В старом квартале Самарканда кондитер Сабир Муминов возится с перегоревшей плитой в цеху. Его помощник, юный Рашид, ворчит: *«Опять масло подгорит, шеф. Скажешь завмагу — пусть хоть вентилятор починит»*. Сабир вытирает лоб полотенцем, заляпанным кунжутной пастой: *«Не до ветра, когда заказ на триста кило к пятнице. Иди лучше семечки поджарь — без хруста клиенты вернут»*. По вечерам Сабир заходит к соседу-таксисту Усману, где за чёрным чаем и лепёшками с айвой спорит о рецептуре. Усман тычет