Лиам, пятнадцатилетний парень с облупившимся термосом в руках, толкает Эмили локтем, пока они идут по замерзшему озеру Уиндиго. Температура -20°C, шарфы примерзают к губам. "Если треснет – провалимся?" – бормочет он, глядя на черные трещины под ногами. Эмили, дочь метеоролога с обсерватории в Квебеке, закатывает глаза: "Не беги – не треснет". В школе-призме из стекла и бетона миссис Ганье раздает листы с данными о таянии ледников. На перемене Эмили находит в ржавом шкафчике
Лиам, барста в кафе «Maple Mug» на углу Блур-стрит, вытирал пенку с эспрессо с рукава фартука, когда София, завсегдатай с фиолетовым рюкзаком, толкнула дверь, звон колокольчика заглушил её: «Опять дождь? Я же в кедах!». Он протянул ей латте с лишней порцией ванили, как всегда, но в этот раз чашка соскользнула — коричневое пятно поползло по стойке. Под потрескивание радио они одновременно потянулись к салфеткам, и пальцы Лиама наткнулись на её холодный серебряный браслет с гравировкой «08.23».
Лиам, 17 лет, жил в двухкомнатной хрущёвке на окраине Ванкувера с отцом-грузчиком Грегом, который после смены вечно разваливался на диване с банкой «Labatt Blue». В подвале, где парень прятал разобранный телевизор «Sanyo» 1993 года, он нашёл вмонтированный в плату микрочип с выцарапанной надписью «C-72». Когда Лиам сфотографировал находку и скинул в Telegram своему единственному другу Амиру, тот ответил голосовым: «Чувак, это из лаборатории на 5th Avenue — там три года назад пожар был. Вынеси
Лора Макнил, менеджер аптеки в Тандер-Бей, застряла в пробке на шоссе 11/17, пока ее дочь-подросток Эмили в ярости переписывалась с парнем, разбив кружку с какао о кухонный фартук. В это время сын-восьмиклассник Джейкоб пытался собрать гирлянды на крыше, но старый удлинитель замкнул, оставив половину улицы без света. «Ты хоть ел сегодня?» — бросила Лора в трубку, объезжая грузовик с елями, но связь прервалась. В кармане куртки звенели ключи от склада, где лежали нераспакованные подарки —
Лиам Картер вернулся в портовый городок после похорон отца, обнаружив в сарае за ящиками с ржавыми гвоздями потрёпанный дневник с пометкой «Декабрь 1989». На третьей странице — схема маяка и список имён: все пропавшие за последние 30 лет рыбаки. В кафе «Морская чайка», где потрескавшаяся краска на стенах пахла солью и старым маслом, Эйвери Тернер толкнула к нему чёрно-белый снимок: «Твой отец показывал тебе эти огни?» На фото — силуэты лодок у скал, залитые странным свечением, будто чернила
Лоран Дюмон возвращается в родной городок Сент-Адель после смерти отца — находит в сарае старый дневник с зарисовками машин, напоминающих антенны. На странице от 12 января 1992 года запись: *«Поймал частоту 16.7 Гц, но сигнал идет из-под земли»*. В кафе «Au vieux pin» Эмили Левек, его школьная знакомая, разливает кленовый латте, замечает его записи. «Твой отец приходил сюда перед смертью, — говорит она, протирая стойку тряпкой с запахом хлорки. — Говорил про «пробуждение» и требовал включить
В промозглом пригороде Ванкувера, где дождь стучит по жестяным крышам автосервиса «Грейхаунд», 19-летний Марк Теллер в пятничный вечер ковыряется в двигателе старого «Доджа», попутно вытирая масляные пальцы о потертый фартук с надписью «Босс — мудак». За соседним столиком в закусочной «Блю Сова» Лия Чжан, студентка-архитектор, рисует в блокноте искаженные лица посетителей, пока ее кофе остывает. Ее сосед по стойке, Рик, водитель грузовика с татуировкой якоря на шее, бормочет: «Ты опять эти рожи
Эмили Реннер приезжает в Спрингвейл после смерти матери Лидии. В доме с облупившейся краской на фасаде она находит коробки с выцветшими открытками и тетрадью, исписанную химическими формулами. Заваривая чай на газовой плите, Эмили замечает на окне засохший горшок с кактусом — Лидия называла его «стражем подоконника». Соседка Марта, перебирая вязаные салфетки, бросает: «Она каждую субботу ходила к старой мельнице, даже в ливень. Говорила, проверяет „температуру ветра“». В сарае Эмили
Помнишь, как в детстве лето растягивалось навечно? Вот и тогда, в том пекле, когда асфальт в Монреале плавился, а воздух дрожал над тротуарами, всё и началось. Том — обычный пацан в потрёпанных кедах — даже не понял, когда Эдит стала для ним всем. Просто однажды на качелях у парка она рассмеялась, и он почувствовал, будто проглотил солнце. Одиннадцать лет — возраст, когда сердце бьётся в горле от взгляда, брошенного через плечо. Но это лето... Чёрт, оно до сих пор снится. Они же всего-то лазили