Анастасия Сапожникова

Марк, бывший судостроитель, копался в ржавых контейнерах на заброшенной верфи под Архангельском. В кармане — смятая схема баржи, обведенная красным: *«Топь поднимется за неделю, если дамбы не выдержат»*. Дочь Катя, 14 лет, тащила мешки с гречкой из разграбленного магазина: «Пап, мама опять звонила. Говорит, пора к психиатру». Он молча кивнул на ящики с паяльными лампами — Катя вздохнула, привычно заклеивая скотчем трещину в борту. По вечерам к причалу подъезжал участковый Сергей, щурился на
Кирилл просыпается в съёмной однушке на Ленинском проспекте — вонь перегара смешивается с запахом кофе из-за стенки. На телефоне: 7:14, смс от мамы *"Приезжай, котлеты остались"*, уведомление о долге за свет — 2 346 рублей. В пробке на Садовом кольце он десятый раз слышит рекламу энергетика: *"Не дай себе уснуть!"* В кафе на Арбате Аня, официантка с потрескавшимся лаком на ногтях, ставит перед ним эспрессо: *"Ты тоже сегодня... опять?"* За окном маршрутка с
Знаешь, есть такой сериал про обычный ЗАГС — не про гламур или детективы, а про тех, кто там работает. Ну, эти люди каждый день видят жизнь в концентрированном виде: вот в одном кабинете парочка трясущимися руками расписывается, глаза горят, а за стенкой уже кричат друг на друга те, кто когда-то тоже так же дрожал от счастья. И ведь понимаешь — оба сценария абсолютно честные. Кто-то из тех, кто разводится, вообще облегчённо вздыхает, будто из тюрьмы сбежал, а другой… смотрит в окно, и кажется,
Вот, смотри: парень в 34 года — полковник! Звучит как сказка, да? А Сергею, похоже, хоть бы хны. Звонит отцу-подполковнику — и хоть бы искра в голосе. Я бы, на его месте, наверное, трещал как сорока, а он... Наутро — шмыг, и след простыл. И понеслось: поезда, трассы, попутки — куда ветер дует. Ни тебе плана, ни цели. Просто бегство в никуда, будто пытается переждать бурю, которую сам же и накликал. Интересно, он сам верит, что эта игра в прятки что-то изменит? Сверху, ясное дело, небоскрёбы