В Лагосе, на переулке за рынком Балогун, Адесуа Окафор, 42 года, владелица маленького салона волос «Золотой гребень», каждое утро пересчитывает наличку в старом металлическом ящике. Её дочь Ннека, 19 лет, тайком берёт деньги на плату за университет, пока мать на рынке закупает парики. «Ты думаешь, я не вижу, как трясутся твои руки, когда открываешь сейф?» — шипит Адесуа, находя спрятанные под ковриком 500 найр. Сосед Эмека, водитель маршрутки, приносит слухи: её младший сын Чиди, 15 лет,
Ама, 28 лет, с утра замешивает тесто для коконте в крохотной пекарне на окраине Аккры. Над прилавком виснут связки красного перца, а из динамиков соседнего магазина бьют Highlife-ритмы. Вечером, вытирая пот с лица, она разворачивает конверт от кузины Эфуа: «Чикаго. Нужны руки для цветочного магазина. Билет уже куплен». Мать Амы, перебирая фасоль в пластиковой миске, хрипит: «Там снег, доча. Ты даже пальто не носила». Ама молча крутит в руках билет — на углу надорванный, будто его кто-то
Эмека, парень с рынка Идумута в Лагосе, втирал полироль в треснувший экран смартфона, когда старик в выцветшей футболке с надписью "God's Grace Motors" сунул ему медный амулет. «Он зовёт тебя по ночам, слышишь?» — прохрипел старик, исчезая в толпе. Эмека засунул безделушку в карман, недоумевая, почему запах ладана от неё смешивается с вонью пережаренного масла от соседней лотка с акра. На следующее утро он разбил чайник, увидев в луже воды лицо младшей сестры Амины — той самой,
Чиди, парень в потёртой кепке с выцветшим логотипом «Chelsea», вернулся в Лагос после пяти лет учебы в Канаде. Первым делом наткнулся на Банго, своего бывшего соседа, который торговал жареным суя у автостанции Оджота. «Э, Чиди! Ты ж теперь *oyinbo* — белый человек?» — засмеялся Банго, протягивая кусок мяса на бумажной тарелке. Вместо ответа Чиди указал на ржавый водосток за спиной друга: «Ты всё ещё спишь в комнате, где крыша течёт?» По пути к дому вспомнил, как Олувасеми, его младшая сестра,
Аханна, пятнадцатилетняя девушка из деревни Умуадиби, находит в старом баобабе сверток с браслетом, украшенным змеиной чешуей. Ее дядя, Обиора, хватает ее за руку: *«Это не игрушка. Это из святилища Нджуоку — верни, пока духи не проснулись»*. Но Аханна прячет артефакт под половицей хижины, где хранит письма от матери, умершей при родах. Ночью в деревню врываются люди в масках с выжженными на груди символами; они поджигают огороды с ямсом, требуя от вождя «вернуть то, что украли». Аханна,
В Лагосе, на рынке Балогун, Чиди Окафор втискивается между лотками с тканями, притворяясь продавцом дешевых телефонов. Его сестра Амина, в заляпанном краской комбинезоне, чинит генератор у киоска тети Нкем: «Два дня без света – и эти *баки* из муниципалитета опять счет потеряли». Чиди получает смс с адресом – старый склад в Икеджа. Там Бабатунде, бывший военный с шрамом через левую бровь, сует ему флешку: «Губернатор хочет снести фавелы у реки. Там нефть. Убери цифры из отчета, или твою школу в
Амина, 28-летняя блогерша из Лагоса, снимает ролик про гелевый крем для волос в своей однокомнатной квартире с треснувшим окном. За кадром слышен гул генератора — свет отключили три часа назад. Её подруга Чидима, менеджер в рекламном агентстве на Виктория-Айленд, жуёт кукурузный пап и комментирует: «Ты точно хочешь выложить это? Вчерашний пост про Олувале уже собрал 200 гневных эмодзи». Амина удаляет хэштег #спонсор, сужает глаза: «Пусть его охранники пишут угрозы. Кто поверит, что депутат
Чиома, девушка в засаленной футболке с логотипом мастерской «FixIt», копается в ящике с разбитыми телефонами. Ее друг Эмека, студент инженерного колледжа, забегает в лавку, держа в руках конверт с деньгами за доставку лекарств бабушке Зинаджу. «Опять забыла поесть?» — бросает он, кладя на стол завернутые в газету аккра. Зинаджу, соседка с третьего этажа, врывается позже, замечая старую коробку под столом: «Выбрось это, Чиома. Игбо не шутят с вещами из священной рощи». В коробке — письма на
Энемма, парикмахерша из квартала Ошоди в Лагосе, узнаёт, что её сын Дэвид погиб в ДТП вместе с Тони — сыном Адэолы, жены губернатора. Вместо того чтобы признать смерть Дэвида, Энемма подменяет тела, пряча окровавленную школьную форму сына под кроватью. "Тони не вернется, а твой сын займет его место", — шепчет она Адэоле, врываясь в особняк на Виктория-Айленд. Адэола, в шелковом халате с вышитыми инициалами, роняет чашку имбирного чая на мраморный пол. Позже она платит полицейскому,