Таша Лоуренс

В городишке Локвуд, где треснувшие ступеньки почтового отделения давно не красили, Лидия Мёрфи роется в рюкзаке сына. Находит скомканный рисунок — чёрная башня с глазами. "Джейкоб говорил, что туда зовёт *она*", — бормочет она шерифу Гэбриэлу Харту, тыча пальцем в детский каракуль. Харт, разглядывая пятно кофе на рубашке, выдавливает: "Дети фантазируют". Но вечером, обыскивая заброшенный склад за авторемонтом "Бенни", Лидия натыкается на ту же башню — граффити на
Джонатан, бывший учитель истории, переезжает в полуразрушенный дом на окраине Филадельфии после развода. В прихожей пахнет сыростью, а ступени лестницы скрипят так, будто вот-вот провалятся. Соседка Мэрилин, пенсионерка в растянутом кардигане, приносит ему пирог с ревенем и роняет: «Третий этаж пустует с тех пор, как Эмили… Ну, сама разберешься». В подвале, среди паутины и ржавых банок, он находит коробку с письмами 1982 года — чьи-то жалобы на шум за стеной и рисунки углем: повторяющийся
Знаешь, иногда попадаются такие фильмы, после которых сидишь и в потолок пялишься, будто тебя через мясорубку пропустили. Вот этот... даже не знаю, с чего начать. Сюжет вроде не новый — семейные тайны, прошлое, которое не отпускает. Но как же его подают! Будто берут за руку и ведут через какие-то тёмные коридоры памяти, а ты сопротивляешься, но всё равно идёшь. И ведь не про чужих людей в итоге думаешь, а про себя. В середине вообще пришлось паузу нажать — пошла чай греть, руки дрожали.