Аппалачская тропа для молодой странницы едва не стала погибелью. Она долго блуждала в неизвестной местности и набрела на одинокую ферму. Горы, словно крепость для этой фермы. Как странно, что в таком месте и в таких жутких условиях может существовать ещё такая чудесная ферма и её владельцы очень доброжелательная пара молодых людей. Они приютили героиню и обогрели. Позволили ей отдохнуть с пути и насладиться красотами данной местности. Альпийская свежесть и что-то такое неуловимое в воздухе
Лиам, в засаленной футболке с логотипом автосервиса, копался в двигателе старого пикапа во дворе дома на Пайн-стрит. В кармане джинсов нашел пластикового единорога — игрушку Зои, их погибшей дочери. «Черт, здесь всё ещё пахнет её шампунем», — пробормотал он, вытирая руки тряпкой, пока дождь стучал по жестяной крыше гаража. Эмили, вернувшись с ночной смены в больнице округа Кларк, застыла на пороге детской: на полу валялся розовый свитер, который она не решалась убрать уже полгода. «Лиам, мы не
Эмили, пятнадцатилетняя дочь плотника Джейкоба, нашла в старом сундуке на чердаке пожелтевшие письма с печатью городского архива. На обороте одного из них — детский рисунок: дерево с кривыми ветвями и три креста у корней. «Тетя Марта говорила, тут раньше приют стоял», — бросила она брату Ною, перебирая вырезки из газет 1972 года. Тот, уставившись в запотевшее окно кухни, ответил: «А почему папа запрещает ходить к оврагу за домом?» Вечером Джейкоб, пахнущий лаком для дерева, раздраженно стучал
Лена, 32 года, переводчик-фрилансер, сидит в тесной квартире на Нижнем Ист-Сайде, правит субтитры для документалки про миграционные кризисы. Её сосед Марко, бывший юрист из Аргентины, теперь работает над расшифровкой аудиозаписей для судов — его клиентка, повариха Мария, боится депортации из-за ошибки в грин-карте. Они сталкиваются в коридоре: Лена несёт чашку чёрного кофе, Марко — папку с пометкой «Дело № 218-К». «Опять эти мексиканские диалекты?» — «Нет, сегодня гаитянский креольский. Ты
Представь парня, который вернулся в свой родный город после лет тишины — не потому что хотел, а потому что сбежать уже не получалось. Всё вокруг будто застыло: та же заправка с треснувшим неоном, соседи, которые тыкают пальцами в спину, шепчутся о его «темном прошлом». А он? Он пытается вписаться, как старая виниловая пластинка в эру стриминга. Работает в автомастерской, пачкает руки машинным маслом, но каждую ночь его преследуют обрывки воспоминаний — то ли сны, то ли проклятие. Знакомо, да?