Американская писательница убита в маленьком приморском городке Йеникёй расположенном в Турции. Здесь она любила отдыхать на уикенд и черпать вдохновение для серии своих романов. Вдруг однажды ночью героиня не вернулась в отель. Это было странным явлением, учитывая её пунктуальность. Администрация гостиницы сильно взволновалась. В полицию заявили практически сразу. Когда копы прибыли на место, где отдыхала героиня, то увидели её кровавый труп. Кто и за что убил писательницу, узнать можно только
Эмир, худой парень в потёртой кожаной куртке, каждое утро разгружает ящики с чаем на пристани Кадыкёя. Его соседка Лейла, студентка-архитектор, замечает, как он роется в коробках со старыми фотоаппаратами и потрёпанными книгами. *«Опять в хламе копошишься?»* — бросает она, поправляя платок на голове. Эмир молча достаёт из кармана медальон с выцарапанным словом *"Хагиа София"*, найденный в ящике с турецким кофе. Лейла замирает: *«Это же из коллекции моего деда... Его украли три года
Эмир, 27 лет, переехал в старую квартиру в районе Балат после смерти отца. В кухонном шкафу с отслоившимся лаком он нашел конверт с выцветшими фотографиями: женщина в платке, похожая на мать, держит младенца у мечети Сулеймание. Соседка Айше, 65 лет, принесла ему баклаву на жестяном подносе: *"Burası sessizdi, ta ki sen gelene kadar"* ("Здесь было тихо, пока ты не пришел"). Вечером скрип паркета разбудил его — в темноте мелькнул силуэт в мокром пальто, как на снимке. Под
Али, худой паренек с вечно запачканными машинным маслом руками, торопливо бежал через переулок за мечетью Сулеймание, сжимая в кармане потертый блокнот с расчетами. Его старший брат Мехмет, автомеханик с треснувшими ногтями, ругал его за "бредовые идеи" каждый раз, когда находил в гараже разобранный двигатель от мотоцикла, превращенный в подобие реактивной турбины. «Ты что, думаешь, Луна ждет, пока ты из хлама ракету соберешь?» — хрипел Мехмет, вытирая лицо тряпкой, пахнущей бензином.
Айла, с потёртым рюкзаком через плечо, копается в коробках у лавки старьёвщика в районе Балат. Находит свёрнутую кожаную карту с выцветшими арабскими буквами — владелец, курчавый Мехмет, требует за неё три чашки турецкого кофе и обещание починить его сломанный радиоприёмник. Эмир, в масляных пятнах на футболке, возится с ковром в гараже деда: заменяет изношенные нити на медную проволоку, ворча: "*Bu iş bizi öldürecek, Ayla!*" (Эта работа нас убьёт!). К вечеру они обнаруживают на карте
Эмир, худой парень в потертой кожаной куртке, каждое утро разгружал ящики с чаем на рынке Кадыкёй. Его старшая сестра Лейла оставляла на кухне холодный раки с лепешками, перед тем как уйти на смену в парикмахерскую с вывеской *Güzellik Salonu*. В четверг, когда грохот трамваев перекрывал крики торговцев, Эмир нашел в ящике вместо чайных листьев сверток с гербовой печатью. «*Bunu Deniz Bey isteyecek,*» — пробормотал он, вытирая пот ладонью, но вместо менеджера Deniz на переулке за аптекой его
Эршан, в потёртой кожаной куртке, торопливо прячет свёрток с деньгами под прилавком уличного продавца кебабов в районе Кадыкёй. Его друг Мехмет, нервно щёлкая чётками, шипит: *"Полиция у мечети, возьмём мотоцикл у Али-эфенди"*. Вместо плана — хаос: Эршан путает адрес склада, врывается в чужую свадьбу, хватает со стола пачку баклажанов в томатном соусе, крича: *"Это не моя тарелка!"*. Преследователи врезаются в тележку с гранатовым соком, а он сбегает через паромный причал,
Представляешь, Эфсун, которая раньше дрожала от одной мысли о серьёзных отношениях, вдруг берёт и — бац! — выдаёт самое важное «да» в своей жизни. Да не кому-нибудь, а Синану! Тот, конечно, соглашается — как будто у него был выбор, ха-ха! И всё вроде бы классно: цветы, кольца, планы… Ан нет! Тут как из-под земли вырастают родственники. Тётушки с советами, дядьки с бюджетами, кузины с бесконечными «а вот у нас»… Боже, да они даже в выбор салфеток лезут! А Эфсун-то мечтала о тихом вечере с
Знаешь, я недавно смотрел фильм, который будто вырвал кусок из чьей-то памяти и перенес на экран. Режиссер, кажется, вывернул наизнанку собственное детство — эти полузабытые страхи, запахи пыли на дорогах, крики на чужом языке... История про 1923 год, когда тысячи людей — турок, греков — словно пешки, которых грубо переставляли через границу. А всё это показано глазами мальчишки лет десяти. Представляешь? Он даже толком не понимает, зачем взрослые воют по ночам или закапывают иконы в огороде,
Знаешь, есть такие фильмы, которые как теплый плед в дождливый вечер — обволакивают, трогают за живое. Вот эта картина из разряда «ой, да я случайно начал смотреть», а потом сидишь с красными глазами в четыре утра. Там всё про семью — не ту идеальную из рекламы, а настоящую. Ссоры из-за немытой посуды, смешные прозвища с детства, моменты, когда хочется крикнуть «да отстаньте вы все!», а через пять минут уже ревешь в объятиях мамы. Помню, как после просмотра сам позвонил брату — мы год не