Арчи Бэнкс, продавец в универмаге «Гранд-Эйр» на Лексингтон-авеню, каждое утро вытирал пыль с витринных манекенов, пока жена Эдит разогревала кофе в жестяной кастрюльке. Он мечтал о должности управляющего, но мистер Хиггинс, начальник с вечно засаленным галстуком, называл его «недотёпой» за пролитый лак для ногтей на паркет. «Опять цены на бензин ползут вверх, — ворчал Арчи за завтраком, разворачивая газету. — На эти деньги можно было б два бифштекса купить». Эдит, пряча поношенные туфли под
Джек Моррисон, ветеран с завода в Милуоки, каждое утро видит Элейн Картер через забор. Она переехала в жёлтый домик с треснувшим крыльцом, развешивает простыни с выгоревшими розами. «Сломалась опять эта штуковина», — бормочет он, стуча гаечным ключом по двигателю «Форда», когда Элейн подходит с тарелкой яблочного пирога. Её смех перекрывает гудки грузовика с молоком. Дочь Джека, Бетти, в пятнах от чернил на платье, спрашивает: «Пап, а она будет с нами в церковь в воскресенье?» В закусочной
Джек и Молли Донахью кочуют по захолустным театрам Среднего Запада с дочерью Бетти, певицей, и сыном Тимми, который бренчит на расстроенном пианино. Их фургон вечно пахнет пылью и лавандовым одеколоном, а в ящике под сиденьем лежат неоплаченные счета из Кливленда. «Сколько можно есть консервы?» — Молли швыряет пустую банку в стену вагончика, пока Джек уговаривает владельца клуба в Спрингфилде дать им пятнадцать минут на разогреве. Бетти в это время штопает порванные чулки за кулисами, а Тимми