В Токио, 26 февраля, лейтенант Курокава в шинели с потёртыми пуговицами ведёт отряд из 1400 солдат через заснеженный квартал Нагата-тё. Они занимают здание парламента, перерезая телефонные провода ножницами, взятыми у секретарши в очках. "Император поймёт — мы убираем предателей", — бормочет он, разглядывая список министров: Такахаси, Сайто, Ватанабэ. В казарме капитан Ямагути ест холодный рис с маринованной сливой, слушая радиосводки. Его жена Хироко прячет семейные фотографии под
Такума, крестьянин из горной деревни, копал картошку, когда услышал крики. Его отец, Синъити, споткнулся о порог хижины, держа обрывок бумаги с печатью даймё: «Налог на рис повысили вдвое. К весне не соберём — землю отнимут». На следующий день Такума пошёл в город торговать вяленой рыбой, но у прилавка столкнулся с самураем в потёртом доспехе. Тот, назвавшись Хироки, бросил монету в глиняную чашку: «Слухи говорят, твоя сестра прячет мешок риса под циновкой. Даймё не любит воров». Вечером у реки
Такэси, кузнец из деревни у реки Фудзикава, ковал мечи для клана Такада, пока его младшая сестра Юки чинила разбитый кувшин у порога. "Опять треснул? Надо бы глину с холмов привезти, а не эту хрупкую грязь таскать", — бросил он, вытирая сажу рукавом. На столе лежал свиток с заказом от даймё — пятьдесят копий к новолунию. Соседи шептались, что клан Ходзё перекрыл дорогу к соляным копям, и старик Гэнсукэ уже две недели торгует рыбой втридорога. Юки прятала за обветшалой ширмой письма от
Такуро, обмотанный грязным шарфом, копал траншею на склоне холма Окинавы, пока Юкио, врач с потрескавшимися очками, перевязывала раненого солдата обрывком кимоно. «Кончился йод, — сказала она, вытирая руки о фартук, — даже спирт из раций выпарили». Лейтенант Кадзуки, чей мундир пах плесенью, приказал сжечь документы: «Если штаб спросит — мы уже мертвы». Харуми, девчонка из деревни, таскала в мешке сладкий картофель, пряча его от крыс. Вечером Такуро нашел в каске письмо брата: «Мать умерла в