В сердце Африки, где природа еще сохранила свою первозданную красоту и дикость, развертывается сцена, вызывающая глубокий внутренний протест. Документальная работа, рассматривающая эту тему, представляет собой острое и эмоционально насыщенное изложение деятельности туристов-охотников. Эти люди, именуемые себя искателями приключений и любителями «спортивной охоты», приезжают в африканский континент не для того, чтобы восхищаться его невероятными пейзажами или познавать редкие виды флоры и фауны,
Если даме слегка за пятьдесят, означает ли это, что её сексуальная жизнь закончилась? В строгой, флегматичной Австрии, откуда родом наша героиня Тереза, это вполне возможно. Но в жаркой, чувственной Кении, куда она собралась в отпуск, всё только начинается. Здесь к услугам любой белой женщины десятки черных жрецов любви с белозубой улыбкой и отменной эрекцией. Тереза, уставшая от однообразной и холодной жизни на родине, решает дать себе второй шанс. В Кении она погружается в мир, где
Анна-Мария, по профессии рентгенотехник, убеждена, что рай находится там, где Иисус. Всю свою отпускную пору она посвящает миссионерской работе, стремясь вернуть Австрию на путь добродетели. Ежедневно Анна-Мария совершает паломничество по Вене, ходя от дома к дому с полуметровой статуей Девы Марии, надеясь вдохновить людей на духовное возрождение. Ее рутинная жизнь внезапно меняется, когда после многих лет отсутствия домой возвращается ее муж, мусульманин из Египта, теперь прикованный к
Ольга, медсестра из Украины, решает оставить свою семью в поисках лучшей жизни на Западе. Надеясь найти работу по специальности, она оказывается в Австрии, где вынуждена работать уборщицей в доме престарелых. Каждый день, убирая комнаты и ухаживая за пожилыми людьми, Ольга мечтает о лучшем будущем, но реальность оказывается гораздо суровее, чем она ожидала. Тем временем Пауль, безработный охранник из Вены, теряет смысл жизни и каждый день просыпается без цели. В поисках чего-то нового и
Фильм раскрывает потаённые уголки жизни благополучных австрийцев, которые проводят больше времени в своих подвалах, чем в жилых комнатах. Здесь, в тени, воплощаются их самые сокровенные желания и мечты. В одном подвале группа мужчин пьёт пиво и распевает нацистские песни под портретами Гитлера, замирая в порочной ностальгии. В другом подвале, доминатрикс с жестокой удовлетворённостью проводит своего раба-мазохиста через череду унижений, достигая полного взаимного экстаза. В третьем, домохозяйка
Франц, плотник из пригорода Граца, каждое утро поправлял потрёпанную кепку с выцветшей эмблемой локального футбольного клуба, прежде чем выйти из квартиры на Маргаретенштрассе. Его соседка, Герда, вечно стояла на балконе третьего этажа с сигаретой, наблюдая, как он грузит инструменты в ржавый «Форд Транзит». «Опять забор чинить пойдёшь? — кричала она, сморщиваясь от дыма. — У Шмидтов опять яблоки с сада пропали, это твой Курт воровал!» Франц отмахивался, зная, что сын в это время уже торчал на
В маленьком австрийском городке Анна, дочь уборщицы, моет полы в кафе «Золотая чаша» после уроков. Томас, сын владельца местной фабрики, приносит ей стакан лимонада со льдом: «Опять всю ночь учебники листала?» — щурится, разглядывая её потрескавшиеся ногти. Она прячет руки под фартук: «Зато гирлянды купим голубые, как твои глаза». Его мать, застукав их в парке у фонтана, шипит: «Она тебя до дна доведёт, Томас. Посмотри на её кроссовки — грязь из трущоб не отмывается». За неделю до бала друзья
В старом доме на окраине Граца Йозеф Брукнер, владелец обветшавшей типографии, каждое утро чинит печатный станок, оставшийся от отца. Его дочь Анна, в джинсах с масляными пятнами, тайком встречается с банкиром Вальтером: «Дашь кредит — через год верну с процентами», — шепчет она у кафе *Zum Schwarzen Kater*, пока официантка ставит на стол эспрессо в треснутых чашках. В это время младший брат Анны, Томас, крадет из кассы отца 200 шиллингов, чтобы купить билет на концерт панк-группы — деньги
Лена, работница венской фабрики по сборке часовых механизмов, обнаруживает в партии бракованных деталей микрофильм с чертежами странного аппарата. «Опять эти русские контрабандисты подкидывают хлам?» — бормочет начальник Шмидт, вырывая пленку у нее из рук. Тем же вечером Йоханн, студент-кибернетик из берлинского технического университета, получает анонимное письмо: *«Если хочешь узнать, куда пропал твой отец — найди женщину с шрамом в форме полумесяца на левой ладони»*. Он сравнивает почерк с
Лена, берлинская скрипачка с потертым футляром от деда, каждое утро покупает кофе в ларьке у моста Обербаумбрюкке. В Париже Антуан, сын владелицы букинистической лавки на rue de la Bûcherie, находит в старом сборнике стихов фото 1989 года: женщина в плаще стоит перед руинами Берлинской стены, на обороте надпись — *«Für Martin, Wien»*. Он звонит Лене, чей номер случайно оставлен на уголке страницы: «Вы знаете, кто это? Мой отец искал эту фотографию десять лет». Лена разворачивает конверт с
Знаешь, иногда натыкаешься на такие вещи, которые будто выдернуты из самого детства — странные, немножко зернистые, но безумно атмосферные. Вот этот... ну, как его, с теми переходами между эпизодами, будто бродишь по полутемным залам галереи. То вляпаешься в какой-то сюрреалистичный момент — краски кричат, музыка давит виолончелями, а через пять минут уже смеёшься над абсурдным диалогом, который явно писали под кофе в четыре утра. Меня до сих пор колбасит от одной сцены: там, где тень от старых
Вот, представь: мать главной героини вдруг срывается в Кению — охотиться за местными мальчишками, которые… ну, сами понимаете, за деньги готовы на что угодно. А тётка у неё — ярая католичка, только и делает, что цитирует Библию, будто живёт в параллельной реальности. И посреди этого безумия 13-летняя Мелани торчит в каком-то австрийском «лагере строгого режима» для похудения. Серьёзно? Дискотеки с тайными алкогольными челленджами, ночные бои подушками — это всё вместо нормального лета! А потом
Вот так, наверное, и начинается апокалипсис — не с громких взрывов, а с этой духоты, что прилипла к коже как второе тело. Представь: спальный район Вены, зажатый меж трасс, где фуры воют сиренами, да бетонных коробок гипермаркетов, где даже кондиционеры захлебываются. Дни плывут в мареве, асфальт пузырится под подошвами, и народ к середине дня уже висит на балконах как вяленое мясо — в одних плавках и лифчиках, хоть таблички «без рубашки — не обслуживаем» везде. Ночью-то интереснее начинается.
Знаешь, есть такие фильмы, которые как старые фотографии — выцветшие, но от этого ещё ценнее. Вот смотрю я эту историю про… ну, тех самых ребят, которые пытаются прорваться сквозь гламурную шелуху, и ловлю себя на мысли: да это же про нас всех! Помнишь эти декорации конца 90-х? Зернистое изображение, мобилы размером с кирпич, и все эти попытки казаться «взрослыми», когда внутри — полный раздрай. Главная героиня… Боже, как же она меня бесила сначала! Ходит, смотрит свысока, строит из себя этакую
О, этот фильм... Помню, как впервые его посмотрел — вроде бы случайно наткнулся, а потом неделю ходил как оглушенный. Ты знаешь, такое кино, после которого в голове все переворачивается, будто тебя за шиворот вытряхнули из зоны комфорта. Там всё — про эту дикую, неудобную правду о нас самих. Как будто смотришь в кривое зеркало: вроде узнаешь черты, но морщатся отражения. Честно, местами аж мурашки по коже — герои такие... живые до боли. То ли ненавидишь их, то ли рыдать хочется. Сцены эти с